— Честно говоря, — Стайн заколебался, — звуковые и визуальные помехи были сильные. Наши ребята находились за сотню ярдов от точки…
— Хватит оправдываться, так что она сказала?
— Скорее всего — Энрейх.
— Энрейх, — выдохнул О'Коннелл. — Вот это подспорье так подспорье! Он… или она… может быть кем угодно. А может, это и не человек вовсе.
— У нас на это есть что-нибудь? — спросил Притчард.
— Бывший диссидент из ГДР Ульф Петер Энрейх пропал весной шестьдесят третьего, — ответил Стайн. — Тело было опознано в семьдесят четвертом. Мы все еще сохраняем имя: может что-то всплыть. Но Гейл прав. Помимо этого — тупик.
— Как вам известно, джентльмены, я тупиков не люблю. — Притчард взял папку в руки и откинулся в кресле.
— Можно прижать Тига с Седжвиком, — предложил Стайн. — Посмотреть, где…
— Из-за девицы? — зарычал О'Коннелл. — Откуда, черт побери, ты это взял? Мы даже представления не имеем, как этих мужиков увязать со Шентеном, не говоря уж — друг с другом. А Вотапек — тут увязка чисто теоретическая. Боб, ты, может, удивишься, но примыкать к консерваторам еще не значит быть полоумным заговорщиком.
— Ну да, консерватор — это попросту тип с неверно избранной перспективой.
— Что бы ни утверждал наш молодой Мао, — продолжал О'Коннелл, — нам известно только то, что они посещали сенатора с определенной периодичностью. Раз в августе, дважды в октябре и вот сейчас, две ночи назад. Не будем забывать: это была мелкая операция. Щелкнуть несколько фотографий, задать несколько вопросов. — Он обернулся к Стайну: — Зачем понадобилось прикрытие, Боб? Возможно, шериф подрабатывает на стороне. Что-то вышло из-под контроля, и он не захотел, чтобы кто-то об этом узнал. Могли фильм телевизионный снимать. Что, впрочем, не требует особого внимания со стороны комитета. Виноват, ребята, но в данный момент наша недавно усопшая юная подруга…
— Это тупик, — перебил Притчард и швырнул папку на стол. — Что, похоже, возвращает нас к моему ранее высказанному предложению.
Некоторое время О'Коннелл молчал.
— Я полагал, мы сошлись на том…
— Чтобы оставить ее в покое? — подхватил Притчард. — У нее есть время оправиться.
— Оправиться? — Ирландец, казалось, никак не мог подыскать слова, затем, будто разъясняя азы, он заговорил: — Сейчас она участвует в исследовании, Артур. В госдепе…
— И уж точно, с ума сходит от скуки.
— Что, вероятно, для нее большой шаг вперед. — О'Коннелл подождал ответа, когда же его не последовало, напомнил Притчарду: — Госдеп вне юрисдикции комитета. Даже если хочется, ты ее пальцем не можешь тронуть.
— Мы оба знаем, что это неправда. — Притчард встал и направился к бару. — Ну, перевернет она несколько камешков. Крылья свои опробует. Возможно, это самое для нее лучшее.
— Артур, ты что, не слушал меня? — О'Коннелл разгорячился не на шутку. — Пустить ее снова в поле, каким бы простым ни было задание…
— Она идеал. Ее работа в Иордании считается хрестоматийной.
— Была идеалом, Артур. Была. — Гейлин смотрел, как Притчард отпил из стакана. — Или ты забыл, на кого она была похожа после Аммана? — Он подождал, пока взгляды их встретятся. — Это не тема для обсуждения. Мы оставляем ее в покое, Артур. Мы даем ей жить своей жизнью.
— В общем-то… у нее уже есть кое-какая информация.
— Что?! — Это уже взорвался Стайн. — Все это сугубо доверительно…
— Не волнуйся, Боб, — продолжил Притчард, избегая взгляда О'Коннелла. — У нее абсолютный минимум. Названия организаций, разные игроки… ах да, еще это, с Энрейхом. Не получится ничего другого, так хоть, может, ей удастся выяснить, как это стыкуется. И все — через ее контакты по исследованию, и, значит, с нашей конторой это никак не связывается.
— Если меня что и беспокоит, так вовсе не наша контора! — вспылил О'Коннелл.
— Отчет звучит как рутинный подбор фактов по Новым правым, — продолжал Притчард, — никаких упоминаний о Шентене, нашей операции, о девушке…
— Что?! — О'Коннелл изо всех сил пытался умерить ярость. — Оставь ее душевное состояние, ты что, ввел ее вслепую?
— Доклад сведен воедино, так что она будет считать, что проводит общую корректировку данных досье. Не волнуйся, здесь совершенно не о чем беспокоиться.
О'Коннелл долго буравил глазами старого приятеля, потом сказал:
— Положим, я на все сто согласен, что Боб раздувает эту штуку до предела, но все же мы имеем дело с крупными игроками, Артур. Одно дело — якшаться с ними, но если убийство все же связано с этими людьми, если эти люди способны на такое, мы обязаны спросить: почему? А иначе швырнем ее в заваруху, которая окажется гораздо опаснее, чем Амман.
— Вот именно поэтому она и идеал. — Притчард заговорил более строго. — Если выяснится, что все свелось к погоне за дикими гусями, значит, мы потратили на нее совсем немного времени и спасли куда больше своего, не развернув целую операцию. Если же нет… она знает, как о себе позаботиться.
— Тут есть о чем спорить.
Они уставились друг на друга, потом Притчард отвернулся к окну. Розовые и красные лучи пронзали облака, омывая потоком света купол Капитолия.
— Знаешь, люблю я этот вид. Настаивал на этом кабинете. Лучшее, что мне удалось. — Льдинка лопнула в стакане, и по стеклу потек ручеек виски. Артур обернулся. — Вам придется довериться мне, джентльмены. Узнать меня немного лучше, чем до сих пор. — Он сделал большой глоток. — Я буду неотступно следить за ней — вытаскивать, когда придется туго. Есть шансы, что этого не случится, но все мы заодно. Досье на наш прославленный квартет всегда могли бы быть более пухлыми. — Притчард опустил стакан. — Учитывая природу того, что уже удалось выявить, кое-что вот-вот…
— Объявится? — О'Коннелл слишком часто слышал эти слова прежде.
Притчард улыбнулся:
— Вот именно. И когда это произойдет, мы ее отзовем. Вполне честно? Слушайте, мяч уже в игре. Если тут что-то есть, все, что ей потребуется, — это вызвать изумление. Сколь тяжек окажется труд?
С дорожной сумкой в одной руке, кейсом в другой и сумочкой через плечо Сара Трент выглядела как адвокат, совершающий еженедельную поездку в Нью-Йорк. Тяжелое зимнее пальто игриво распахивалось чуть выше колен, являя миру пару весьма стройных ног. При своих пяти футах и семи дюймах, стройном, спортивном сложении Сара привыкла, что на нее оглядываются. Она улыбалась, ее глубоко посаженные карие глаза сияли, пока она пробиралась по платформе к вагону для некурящих. Для послеполуденного четверга метролайнер, скоростной поезд Вашингтон — Нью-Йорк, оказался на удивление пустым, и Сара поняла, что ей удастся занять два кресла, вытянуть ноги и с комфортом домчаться до Нью-Йорка за три часа.
Поезд самолету она предпочла по одной простой причине: копание в бумагах требует времени, двух дней не хватило, чтобы перелопатить все материалы, попавшие на ее рабочий стол. Исследовательская корректировка данных. Сопроводиловка гласила: «Требуется исчерпывающая информация для новой системы. Место у нас есть — нужно его заполнить». Типично бюрократическое рассуждение.
И вот, выбрав пару кресел в середине вагона, Сара кинула сумку и кейс к окну, сама же плюхнулась в кресло у прохода. Расстегнув пальто, потянулась за кейсом.
Последние два дня она провисела на телефоне, стараясь сложить воедино кусочки информации в папках. Их набралось совсем мало. Большинство людей знали о трех именах еще меньше, чем уже узнала сама Сара. Стоило же ей копнуть глубже, как вслед за тягостной паузой следовали резкости, не оставлявшие сомнений в том, что ее стремление заглянуть подальше не одобряется. И все же, невзирая на отказы, всплыло несколько названий, привлекших ее внимание: организации, которые, по-видимому, могли быть причислены к категории различных мелких группировок правых сил, оставаясь все же по эту сторону респектабельности.