— Хелло, Лиз.
На другом конце провода несколько секунд помедлили.
— А, это вы, джи-мен? Вам не кажется, что вы несколько торопитесь?
— Ничего не могу с собой поделать. Послушайте, Элизабет, мне пришлось вернуться в больницу присмотреть за мистером Казефикисом, пока не появится полисмен. Возможно, что ему угрожает опасность, и поэтому мы были вынуждены поставить пост у его дверей. Так что я могу запоздать. Не будете ли вы любезны дождаться меня?
— Я еще не проголодалась. По четвергам я, как всегда, провожу ленч со своим отцом, а он большой гурман. Во всяком случае, чувствую, что к моменту вашего прибытия я уже буду испытывать голод.
— Отлично. Между прочим, при вашем телосложении вас нелегко обнаружить в темноте. Ну а я постараюсь при случае разжиться гриппом.
— Тогда держитесь подальше от меня. Хотя я лечу больных, но иммунитета у меня нет.
— Что ж вы тогда за доктор, черт побери? Нет, грипп отменяется. Уж лучше я буду закаляться под холодным душем!
— Это вы хорошо придумали. И для меня безопаснее.
— Безопаснее? Вот еще! Постараюсь увидеть вас как можно скорее.
— Ну-ну…
Повесив телефонную трубку, Марк пересек холл и нажал кнопку вызова лифта.
Он от всей души надеялся, что человек из Мет-полис уже на месте и приступил к исполнению своих обязанностей. Господи, как медленно ползет этот лифт! Да пациенты скончаться могут, ожидая его! Наконец дверь лифта скользнула в сторону, и мимо Марка торопливо прошествовал приземистый священник греческой православной церкви, в высокой черной шляпе, в длинной рясе и с крестом на груди. Что-то в его облике показалось Марку странным, но он не мог определить, что именно. Несколько секунд он стоял, глядя в раздумье на удаляющуюся спину, пока наконец не спохватился, что лифт уйдет у него из-под носа. Торопясь, он несколько раз нажал кнопку четвертого этажа. Давай же, давай! Двигайся, ты, развалина! Но лифт поднимался с той же величественной неторопливостью, что и днем. Когда дверь лифта медленно открылась, Марк сразу же скользнул в щель и поспешил по коридору к палате 4308, где, конечно же, не было никакого полицейского. В сущности, коридор был вообще пуст. Похоже, на какое-то время придется застрять здесь. Через глазок он посмотрел на двух человек, мирно спящих в своих постелях; телевизор продолжал беззвучно светиться. Марк отправился на поиски дежурной сестры и наконец застал ее в кабинете заведующего отделением. Она была явно обрадована при виде вернувшегося симпатичного агента ФБР.
— Приходил кто-нибудь из Метрополитен-полис, чтобы подежурить у палаты 4308?
— Нет, никого не было. Тихо, как в могиле. А вы кого-то ждете?
— Да, черт возьми. Чувствую, придется мне посидеть здесь, не найдется ли у вас стула? Надеюсь, я вам не помешаю?
— О, ни в коем случае! Можете оставаться здесь сколько надо. И конечно, я найду для вас самый удобный стул. — Она закрыла книгу. — Может быть, хотите чашечку кофе?
— Не откажусь. — Марк присмотрелся к сестре. В принципе с ней тоже было бы неплохо провести вечер, но увы, сравнения с доктором она не выдерживает никакого. Марк решил, что сначала он сходит в палату и, если Казефикис уже проснулся, успокоит его, а затем позвонит в Мет-полис и осведомится, куда, черт бы его побрал, провалился их человек?! Не торопясь, он снова подошел к дверям, нажав на ручку, тихонько приоткрыл их. В комнате была непроглядная темень, которую рассеивал лишь свет от экранчика телевизора. Освоившись в темноте, он еще раз взглянул на спящих мужчин. Они лежали по-прежнему недвижимо, но его внимание привлек какой-то странный мерный звук.
Кап-кап-кап.
Словно капало из неисправного крана, но он не мог припомнить, был ли в комнате кран.
Он на цыпочках подошел к кровати Анжело Казефикиса и увидел, что Казефикис плавает в луже крови, широкой струей лившейся из его рта; меж оскаленных зубов виднелся опухший язык, а глаза едва не выкатились из орбит. Горло было перерезано от уха до уха, линия разреза проходила под подбородком. На полу уже была лужица крови. Марк стоял прямо в ней. Он почувствовал, что у него подогнулись ноги, и был вынужден ухватиться за спинку кровати. Переведя дыхание, он наклонился над глухим соседом Казефикиса. Темнота уже не мешала ему. Он не смог сдержать рвотной спазмы. Голова почтальона была отделена от туловища, и только цвет кожи указывал на то, что еще недавно они составляли единое целое. Стук сердца грохотом отдавался у него в ушах, когда он добирался до двери, чтобы позвонить по телефону. Он чувствовал, как рубашка прилипает к спине, когда тщетно пытался нащупать в кармане пару монет. Он позвонил в отдел по расследованию убийств и кратко сообщил о случившемся. «Теперь-то они поторопятся кого-нибудь прислать».