— Ладно! Спасибо, лейтенант, — сказал Стеймс. — Я немедленно пошлю к нему кого-нибудь, а утром свяжусь с тобой. — Он положил трубку. Уже шесть часов, чего ради он возвращался? Черт бы побрал этот телефон! Грент Нанна прекрасно бы со всем справился!
Ник нажал кнопку интеркома:
— Грент, забеги-ка ко мне на минутку, ладно?
— Так ты не ушел? Сейчас буду, босс.
Грент Нанна появился в дверях через секунду после своей неизменной сигары. Убедившись, что Ник в кабинете один, он тут же скинул пиджак. Ник знал, что, с точки зрения требований, предъявляемых здесь к работникам, этот пятидесятипятилетний крепыш, вечно жующий сигару, пяти футов и девяти дюймов ростом, выглядит сомнительно. Нанна всегда приходил в ужас, когда наступал черед ежеквартального взвешивания. Он много раз принимался сгонять лишние фунты, особенно в эру Гувера, чей взгляд удовлетворяли только поджарые и подтянутые сотрудники. Как и многие другие, Грент считал, что это требование носит дискриминационный характер по отношению к человеку его конституции, которому остался всего год до пенсии.
«Он прав», — подумал Стеймс и повторил историю о странном греке из медицинского центра Вудро Вильсона в тех же выражениях, в которых услышал ее от лейтенанта Блейка.
— Надо послать туда двух ребят. Как ты думаешь, что бы это могло значить, Грент?
— Не имею представления, босс. И поскольку вас что-то смущает, Аспирина, скорее всего, посылать не стоит.
Аспирином называли самого старого агента, все еще работавшего в Оперативном отделе. После двадцати семи лет службы под Гувером он фигурировал во всех историях, которые ныне вызывали у слушателей только головную боль. Он должен был уйти на пенсию в конце года, и тогда раздражение, которое он вызывал, могло смениться ностальгией.
— Аспирина не надо… Пошли двух молодых.
— Как насчет Колверта и Эндрью?
— Идет, — ответил Стеймс. — Пусть они быстренько смотаются туда, а я как раз успею домой к обеду. Если будет что-нибудь стоящее внимания, звони!
Грент Нанна, вернувшись к себе, нажал кнопку экстренного вызова в комнате оперативного состава.
— Пошлите ко мне Колверта и Эндрью.
— Слушаюсь, сэр.
Раздался короткий стук в дверь. Они вошли один за другим. Рост Барри Колверта внушал уважение — шесть футов и шесть дюймов в носках, но мало кто видел его в таком виде. В свои тридцать два года он был одним из самых честолюбивых агентов уголовного отдела. Он носил темно-зеленый пиджак, черные брюки и тяжелые ботинки черной кожи. Свои русые волосы он стриг коротко и зачесывал направо. Увлечений, помимо службы, у него было немного, во всяком случае, насколько об этом знали коллеги. Колверт был родом со Среднего Запада и попал в ФБР после того, как окончил колледж со званием бакалавра, завершил образование в университете Индианы, а затем прошел пятнадцатинедельный курс в академии ФБР. Со всех точек зрения, он представлял собой классический тип «джи-мена».
По контрасту, Марк Эндрью был одним из самых странных типов, когда-либо переступавших порог ФБР. После курса исторических наук в Йеле, он окончил юридический колледж в том же учебном заведении и решил, что прежде, чем он поступит в какую-нибудь юридическую фирму, ему не помешают несколько лет приключений. Изучить полицию и преступный мир изнутри будет только полезно, решил он, но предпочел об этом не распространяться. Мало ли как поймут его намерения. Известно, что Гувер относился к своему детищу с таким болезненным пристрастием, что ни один агент, оставивший службу, не мог вернуться обратно. При своем шестифутовом росте Марк Эндрью выглядел малышом рядом с Колвертом. У него было свежее приятное лицо с ясно-голубыми глазами, а завитки каштановых волос падали на воротник рубашки. Ему шел двадцать девятый год, и он был одним из самых молодых агентов. Его одежда всегда отличалась изысканностью. Правда, не всегда аккуратностью. Ник Стеймс однажды обнаружил его в ярко-зеленой спортивной куртке и коричневых шортах, и ему пришлось отправить Эндрью домой переодеваться. От многих неприятностей по службе Марка избавляло лишь природное обаяние.
Грент Нанна изложил историю человека, ожидающего их в больнице Вудро Вильсона.
— Черный? — осведомился Колверт.
— Нет, грек.
Колверт не смог скрыть своего удивления. Восемьдесят процентов обитателей Вашингтона были неграми. Они же составляли девяносто восемь процентов из тех, кто привлекался по уголовным обвинениям. И, хотя никто в этом не признавался, одним из аспектов уотергейтского скандала было изначальное удивление со стороны хорошо знавших Вашингтон, что в этой истории не был замешан ни один негр.