Сон как рукой сняло.
– Я тоже. Твой приятель назвал его имя?
– Эдвард Кортни, граф Девон. Вроде бы они с принцессой в родстве.
– Что-нибудь еще он сказал?
Помня, что Сесил говорил насчет Кортни, я едва сдерживал побуждение немедля засыпать Перегрина вопросами. Я заставил себя дышать глубоко и мерно, будто вновь засыпаю, и лишь затем пробормотал себе под нос:
– Она заметит пропажу пса.
– В том-то и соль. Уриан пойдет только за кем-то из своих.
Я улыбнулся, закинув руки за голову. Любимец Елизаветы устроился у меня в ногах. Дыхание Перегрина стало ровным и глубоким. Мальчишка способен был уснуть где угодно.
Итак, я получил подтверждение: Елизавета дружна с Кортни, что бы эта дружба ни означала, а поскольку на них обоих охотится Ренар, эта весть не сулит ничего хорошего. Потом я подумал о дохлом псе, которого зашвырнули в часовню королевы, о привязанной к его шее листовке с угрозами католикам…
На какой погибельный путь ступила Елизавета?
Уайтхолл
Глава 4
Я проснулся затемно. Пока я торопливо ополаскивал лицо в тазу, перед тем проломив тонкий лед, Перегрин вскочил, объявил, что будет мне прислуживать, и, встрепанный со сна, с кувшином под мышкой двинулся неверным шагом набрать свежей воды.
Потом я встал обеими ногами в погнутый таз, и Перегрин полил меня, накренив кувшин над моей головой. Вода оказалась такая холодная, что я, обмываясь, едва мог шевелить руками.
– Добудь нам жаровню или грелку с углями, что угодно, лишь бы давало тепло! – приказал я, стуча зубами. – Если так умываться каждое утро, можно и замерзнуть до смерти!
– Слушаюсь, хозяин! – отозвался Перегрин.
Я попытался хлестнуть его штанами, но он успел отскочить. Еще никогда в жизни я не одевался быстрее, невзирая даже на то, что еще не обсох. Когда я сунул за голенище сапога кинжал, Уриан заскулил и стал скрестись в дверь.
– Его нужно вывести во двор, – заметил Перегрин.
Мальчишка явно не намеревался повторять мои умывальные подвиги, хотя спал не раздеваясь и вид у него был крайне неприглядный.
– Прекрасно, – отозвался я, – вот ты и выведешь. Заодно, раз уж взялся за дела, проверь, как там поживают наши кони. Они должны стоять в тепле и быть накормлены. Я постараюсь прийти в конюшню при первой же возможности. Хочу глянуть на этого Кортни. Кстати, если увидишь ее высочество, постарайся задержать ее, но смотри, чтобы никто другой не сообразил, что вы знаете друг друга.
– Бьюсь об заклад, ее высочество будет просто счастлива, – колко заметил Перегрин и, пристегнув поводок к красному кожаному ошейнику Уриана, ушел.
Я задвинул свою шпагу в ножнах под кровать: ходить с оружием, во всяком случае открыто, при дворе было запрещено. Затем я огляделся, прикидывая, куда можно спрятать сумку. Там не было ничего, что могло бы вызвать подозрения против меня, если не считать книжки, которую мы с Сесилом уговорились в случае нужды использовать для шифрованных писем. Я бы предпочел не оставлять ее на виду. Ни одной расшатанной половицы, которую можно было бы приподнять, в комнате не нашлось. В конце концов я решил затолкать сумку в сундук, и тут в дверь постучали. На пороге стоял Рочестер и ухмылялся, крайне довольный собой.
– Доброго вам утра, мастер Бичем! Хорошо спалось? – Он сделал паузу, окинув меня испытующим взглядом. – Ну как, готовы?
– Готов? – эхом отозвался я.
– Ну да. Ее величество согласилась принять вас нынче утром. Верней говоря, она на этом настаивает.
За окнами галереи падал снег, превращая постройки внутреннего двора в драгоценные, отороченные белым мехом шкатулки. Во дворце, вопреки обилию ковров и гобеленов, гуляли вездесущие сквозняки. Пронизанный бесчисленными галереями и переходами, изобилующий просторными, обитыми тканью нишами, которые отражали стремление хозяев к роскоши, а не к надежности и прочности жилища, Уайтхолл до сих пор оставался незавершенным. Это гигантское сооружение возводили годами, и его бесчисленные вычурные залы, частные покои, комнаты слуг и чиновничьи кабинеты мирно существовали бок о бок с парусиной и строительными лесами, которые до сих пор стояли у недостроенных стен, с зияющими щелями в известке, сквозь которые свободно задувал ветер.
Ноги мои совершенно окоченели в сапогах к тому времени, когда мы наконец дошли до галереи, увешанной потемневшими от копоти картинами. Стражники расступились, пропуская меня в мир, которого я никогда не видел прежде, – в анфилады комнат, где стены были обшиты панелями, комнат с роскошными драпировками, золотой и серебряной посудой, канделябрами и резными креслами, такими огромными, что в них можно было спать. На коврах, устилавших полы, были щедро рассыпаны сухая лаванда и розмарин, и при каждом нашем шаге под ногами хрустели лепестки и веточки, источая пьянящий аромат. Во всех каминах, утопленных в стену, горели яблоневые дрова, прогревая воздух до летнего зноя. Было так жарко, что я вдруг почувствовал, как под тесным новым камзолом заструился пот. Мне припомнились рассуждения Кейт о влиянии погоды на жидкости тела, и я подумал, что такой резкий переход от холода к теплу – верный способ захворать.