— Матвей?
Говорила-то я, может, и тихо, а реакция все равно была крайне бурной, потому как следом раздалось: БАМ!
А потом ка-ак ШМЯК!
Я, невольно пригнувшись и зажав рот рукой, слушала, как с самых верхних полок вниз несутся банки и коробки, встречаясь с паркетом и разбиваясь, рассыпаясь, разлетаясь на миллиарды осколков. В следующую секунду что-то взвыло, причем громко и отчетливо, и я с трудом успела отскочить от двери, которая распахнулась с неожиданной силой. Из кладовки в дом рвануло серое животное, а следом за ним с диким криком бежал Матвей, придерживая соломенную шляпу двумя руками.
Пока я была в ступоре, парочка успела пробежаться до кухни и снести стол, перевернуть стулья и уронить горшок с цветком, который я успела вовремя поймать за пару сантиметров до пола. Тем временем животное, преследуемое моим домовым, скрылось в гостиной. Оттуда донеслись звуки разбитого стекла и угрозы оторвать хвост.
Естественно, я рванула следом!
В гостиной я застала только разгром: белоснежный диван ручной работы оказался перевернут, стеклянный журнальный столик был снесен к стене вместе с вазой с цветами, с плазмы свисало что-то липкое, а на белоснежном ковре с густым ворсом растекалась кофейная лужица. Останки чашки обнаружились рядом, прямо напротив упавших со стен фоторамок.
Ну ковер-то за что?!
— Матвей! — чувствуя, что вот-вот буду готова убивать, прокричала я, срываясь на бег за парочкой.
Угнаться за потусторонней сущностью и диким животным оказалось сложно, но возможно. В конечном счете я даже заметила, как домовой бьет соломенной шляпой по хвосту кому-то, очень напоминающего барсука.
Разве барсуки вообще обитают в местных лесах?
— Вот так тебе, охальник! Получай! Получай! — сопровождал избиение несчастного Матвей, размахивая шляпой и умудряясь замахиваться ногой для, по-видимому, пинка. Гимнаст доморощенный.
Так мы пробежали весь первый этаж. Не выжила ни одна из фоторамок, висящих на стенах. Шторы оказались содраны, пальмы в тяжелых кадках снесены, мебель перевернута, ковры изгажены. Матвей и барсук разнесли все, что еще было целым, и понеслись в сторону двери, ведущей в лицевую часть двора. Но я-то помнила, что у Матвея там редкие растения, которые мы не совсем легально заказали в Колумбии…
— Матвей! Отставить ущерб! — прокричала я, выскакивая следом за несущимися на всех порах домовым и барсуком. — Матвей! Черт…
Яркие солнечные лучи ударили по глазам, и я замерла на крыльце, прикрыв глаза руками.
— Дурацкие хлопья…
Нет, правда, обидно! Из-за каких-то четырех пачек, съеденных барсуком, вверх дном оказался перевернут весь дом. А ведь мы закончили ремонт всего пару дней назад, краска, в буквальном смысле, еще не везде успела высохнуть!
Я подняла глаза в сторону забора с распахнутыми воротами, за которыми вдалеке виднелись две фигуры, на всех порах несущиеся к лесу. Оно и к лучше, в лесу же Леший Постапьевич. Он-то точно разберется!
Я, несмотря на природную ведьмовскую жалость, не смогла сдержать ехидную улыбку. У Постапьевича даже подснежники раньше срока зацветали, так чего уж говорить по барсука и домового? Точно перевоспитает!
Хотя… стоп!
А убираться кто будет?!
— У тебя, как всегда, весело, Владеныш. — прозвучало веселое откуда-то сбоку.
Переведя взгляд, я заметила, наконец, удивленных мужчин, стоящих у исчезающих очертаний портала. Один из них был мне хорошо знаком — то был Игнат, мой коллега, специализирующийся на контакте с иномирными гражданами. Нередко мы вместе оказывались вовлечены в дела, выбираться из которых было не всегда просто, но всегда интересно.
— Здрасьте, — говорю, независимо пожав плечами с видом, словно все так и было запланировано. А то, что щеки вспыхнули от смущения это — незначительные мелочи. — погода сегодня прекрасная. Самое то для физических нагрузок.
— Могу я узнать, из какого мира вы прибыли? — вопросила я, поставив фарфоровую чашку с чаем на край журнального столика, который пыхтящий домовой уже вернул на место.
Сейчас Матвей оттаскивал пострадавший ковер в ванную с ну о-очень несчастным видом. Позер. Я-то знаю, что он существо магическое и мог отправить этот ковер с помощью левитации, а не тащить его на плече, всем видом демонстрируя угнетенность.
Ему это даже полезно. Домовые от количества выполненных по хозяйству дел молодеют.
— Наш мир называется Люцерн, — отозвался пожилой мужчина, представившийся Томасом. На вид ему можно было дать не более пятидесяти — рыжие, словно спелая морковка волосы, уже тронула седина, а в уголках глаз поселилась россыпь морщин. Однако светлые, добрые глаза и широкая улыбка напрочь лишали ощущения, что передо мной пожилой мужчина.