Петро был рад, что Эмилия отвлеклась на свои мысли, потому что эти слова разозлили бы ее.
— Ах, но, ваше высочество, видите, как близко мы к горам? Вверх по течению нет деревень, так что тут вода — чистый талый снег.
Вико поверил, поднял бутылку и сделал большой глоток, вытер рот рукавом.
— Ваше высочество? — Петро удивился, что Эмилия так к нему обратилась. — Как выглядит ваш дядя?
— Не знаете? — спросил Вико, сидя на коленях.
— Я ни разу, кхм, не имела чести быть на аудиенции с ним, — сказала Эмилия. — Он высокий? Низкий?
— Ни высокий, ни низкий.
— Он полный? Худой?
Вико пожал плечами.
— Где-то между.
— Волосы светлые? Темные? Постой, — сказала Эмилия, когда Вико открыл рот. — Угадаю. Где-то между, — он кивнул и отвернулся, она нахмурилась. — Когда ты видел его в последний раз?
— О, мне тогда было три, наверное, — Вико, несмотря на юность, ожидал какую-то реакцию на свой ответ, потому что сразу же продолжил. — Мой дядя говорит, что многие великие люди росли в изоляции, это укрепляет характер. Он посылает мне письма каждый месяц, дают указания и напоминает о моем родстве с ним.
— Как мило, — буркнула Эмилия. Даже она уже не так презирала мальчика. Она сняла сумку с плеча и опустила ее на землю. Скованными движениями она сняла плащ и бросила на камень, стала развязывать тунику.
Ее голова пропала, она стянула одежду через голову. Петро поразился, увидев под туникой молочно-белую кожу. У нее не было ничего под туникой, кроме полоски ткани, обвивающей грудь, чтобы, видимо, не мешала атлетическим упражнениям, и полоска почти не оставляла ничего для воображения. Он невольно смотрел на плоский живот девушки и идеальный изгиб талии.
— Ого, — пролепетал Петро. Он отвел взгляд, но понял, что снова смотрел на нее. Когда он отыскал ее глаза, он захотел броситься в мелкий ручей и утопиться. — Н-нельзя так делать, — сказал он ей.
— Как? — она без смущения разглядывала свой синяк. — Мне не нужно перевязывать рану, но лямка сумки тревожит синяк. Может, стоит подложить ткань, — она посмотрела на застывшего Петро и покачала головой. — Что с тобой такое?
— Ты голая, — он поразился тому, что нужно было объяснять ей. Вико вдруг заинтересовался, встал и посмотрел.
— Вентимилла, — Эмилия покачала головой. Она не прикрылась, а склонилась и стала рыться в сумке, позволяя Петро видеть ее грудь над полоской ткани. Он зажмурился, а потом развернулся, чтобы не смотреть. — Я не голая. И ты уже видел животы раньше.
— Не… — Петро взмахнул руками, пытаясь убедить ее убрать этот вид. Он не знал, что пытался сказать. Он ощущал только жар лица, словно склонился к печи отца. — Не так!
— Ты бы недолго прожил стражем, — сухо отметила она. — Мы постоянно видим друг друга. В палатке стражи носят меньше, мужчины и женщины, и никто ничего не говорит.
— Я не страж, — Петро звучал сдавленно.
— Это просто тело. Все видели голые тела раньше.
— Я — нет, — сказал Вико. Только когда он заговорил, Петро вспомнил, что он был там. Он опустил ладонь на голову принца и развернул его, они оба отвернулись от Эмилии.
— Я не знала, что ты такой нежный, Вентимилла. Ты краснеешь, как девственница-казаррина в брачную ночь.
— Нет, — Петро пытался из возмущенного фальцета сделать его обычный тенор. — Не краснею, не нежный и не казаррина.
— Но он сильно краснеет, — сказал Вико. Он оглянулся, заставляя Петро развернуть его. — Я не краснею.
— О, ты в том возрасте, когда части тела смущают, да, Вентимилла? — его злило, что Эмилия так снисходительно говорила о нем, ведь она не угадывала. — Это пройдет.
— Дело не в этом, — он пытался предупредить ее тоном, что нужно прекратить.
— Тогда в чем?
— Просто… это…
— Думаю, ты ему нравишься, — сообщил Вико, но Петро едва мог поверить его словам. Его рот раскрылся, он уставился на маленького принца.
— Что, прости? — спросила Эмилия. Теперь Петро не мог смотреть на нее.
— Он мне так сказал. Так было! — сказал Вико, когда Петро хмуро посмотрел на него.
— Что значит, нравлюсь? — Петро ощутил ладонь на руке. Он боролся, когда она попыталась его развернуть. — Вентимилла, что происходит?
— Отстань, — прорычал Петро. Он не доверял языку. Он смутился, горячие слезы выступили на глазах. Ком подступил к горлу. Он не знал, что заставило старейшине Катарре послать его в путь. Это казалось наказанием, когда она объявила об этом, но все произошедшее было куда серьезнее наказания. Даже сейчас, хоть он страдал из-за ошибки, которую совершил на окраине Кассафорте, кто-то где-то решил, что его нужно было унизить и на личном уровне. Он не помнил, чтобы сделал в жизни что-то настолько ужасное, чтобы заслужить такое наказание. Разве он совершал нечто ужасное? — Что? — Петро боролся, но Эмилия была сильнее него и развернула его.