Петро слабо рассмеялся. Голова болела.
— В этом я выше тебя.
— Он может говорить правду? — Нарцисо обратился к Адрио. — Ты — не Петро Диветри?
Все зависело от ответа Адрио. Резкие слова Петро должны были разозлить Адрио так, чтобы он отказался от его имени.
— Я — Петро Диветри, — сказал Адрио слабым голосом, который было едва слышно. — Я — казаррино казы Диветри. Делайте со мной то, что задумали. Не с ним.
— Дурак, — прохрипел Петро другу, хотя его сердце наполнилось гордостью. Адрио решил заступиться за него неожиданно, хоть это уже не помогло бы.
— Я говорил тебе. Этот пытается шутить, — сказал Нарцисо Саймону. — Если попытается снова, можешь его высечь. Ты нашел принца?
— Нет, синьор, — сказал Саймон.
— Не трать время тут. Ищи его.
Лоялист не был убежден в словах Адрио.
— А если он — не тот, кем себя называет? — спросил он. — Вы подумали об этом?
Не оглядываясь, Нарцисо щелкнул пальцами и поманил Саймона из палатки. Мужчина пошел следом, оставляя их одних в свете лампы. Нарцисо все еще придерживал ткань на входе, и все слова мужчин было слышно, понимали они это или нет.
— Какая разница? — спросил он у Саймона, звуча недовольно.
— Мне не нравится, что они что-то могут скрывать, — сказал Саймон. Петро знал, что он не убедил лоялиста в своих словах, но хотя бы посеял сомнения.
— Развяжите мне руки и узнаете, что я скрываю, — прорычала Эмилия.
— Кто «они»? — рявкнул Нарцисо. — Но это не важно, — он заговорил шипением, и Петро стало не по себе. — Когда кровь прольется завтра в Насцензе, тела трех важных гостей будут обнаружены среди сотен — казаррино Диветри, его друг из Тридцати и их страж. Пусть горюющие ищут, кто где.
Миг тишины, и он продолжил.
— Если хочешь сказать мне что-нибудь лучше, отыщи принца. Он был до этого послушной собачкой, благодаря обучению дяди. Я не хочу, чтобы он бродил сам.
— Хорошо. Но… — Саймон отпустил ткань на входе, и она приглушила звуки дальше.
Трое подростков сидели и молчали. Теперь у них был свет, но желтое сияние не дарило тепла или радости. Они застыли от услышанных слов. Петро ощущал себя хрупким и маленьким. Вне стен инсулы лежал жестокий мир. Задиры тут были крупнее, а риск — выше.
— Что ж, — сказал он, — еще не было задиры, от которого я не сбегал, да, Адрио? — его друг покачал головой. — Что с принцем?
Эмилия от вопроса Петро заглянула за гобелен.
— Его там нет, — медленно сказала она. — Думаешь, он это услышал? Я надеялась… — она пожала плечами. Ее лицо осунулось, словно она потеряла надежду.
— Я придумаю выход, — пообещал ей Петро.
Когда она промолчала, криво улыбнувшись, отвернувшись и устроившись на боку, он понял, что она сдалась. Адрио обмяк, словно растаял на ковре, который сделал себе кроватью. Только Петро остался настороже, смотрел мрачно вперед и обдумывал все возможности.
Ночь будет долгой.
20
Веста, стыдись! Твой брат Петро не будет просто работником инсулы, прячущимся в тени Рисы!
Мою работу уже забывают, и меня зовут матерью Рисы Диветри. Я — мать не одного выдающегося ребенка, а пяти. Еще увидишь.
— Джулия Диветри в ответ на письмо ее дочери, Весты
Необычный член семьи добавлял хлопот. Петро не знал, когда именно пришел к этому выводу, но это случилось, когда в лагере стало тише, словно его накрыло невидимым покрывалом, а лампа брата Нарцисо погасла. Риса смогла бы зажечь ту лампу снова, понял Петро с недовольством. Она тряхнула бы пальцами, прошептала молитву, и палатку наполнило бы теплое сияние огня из дома.
— Изначальное предназначение узла — сдерживать что-нибудь, конечно, — сказала бы она своим до раздражения поучающим тоном. — Но второе назначение — позволить ему развязаться, — и она подняла бы запястья из-за спины.
Риса Диветри точно придумала бы, как погрузить весь лагерь в сон, кроме них, или сделала бы из прутьев, листьев и шишки голема, который напал бы на лоялистов и поставил их на колени. Кто знал, что за тайны она успела узнать в библиотеке Кассамаги в записях ее основательницы, Аллирии Кассамаги? Может, она одним взглядом превратила бы всех врагов в жаб.
Но он так не мог. Он гордился сильной сестрой, но ни одна из способностей, делающих ее уникальной, не текла в его крови. Он долгие минуты пытался приказать узлам развязаться или пробудиться способности, которая их всех спасет. Но от этого только немного заболела голова. Если боги вели его до этого момента, чтобы он раскрыл свои силы, то он их подвел.