— Насценза, — сообщил Вико. — Синьор Якобучи показал мне, когда мы прибыли вчера, когда я злился из-за… кое-чего.
— Спасибо, Вико. Честно, — Эмилия глубоко вдохнула туманный утренний воздух.
— Да, спасибо. — Петро обвил рукой плечи мальчика. — Ты помог своей стране сегодня.
В мальчике могла быть кровь его отца-предателя, но в нем была и кровь его деда Алессандро, короля-героя. И кровь еще многих предков, которые владели Оливковой короной и Скипетром с шипами. Может, он и не получит трон, но было хорошо, что он помогал им.
— Моей стране, — Вико пробовал слова, словно примерял штаны. Он кивнул. — Моей стране.
21
Ты спрашиваешь, почему мы заканчиваем групповую молитву фразой «так говорим мы все». Это не по обычаю или из-за того, что так приятно слышать богам. Есть то, что не зависит от нас, и потому это нужно делать единой группой.
Эти дела мрачнее и важнее, чем то, что можно выразить в одиночной молитве.
— из «Маленького справочника новым ученикам инсулы Кающихся Лены»
Четыре пилигрима добрались до лагерей вокруг Насцензы тем утром. Двое были высокими, двое — ниже и тоньше. Все были в длинных серых сутанах, традиционных для тех, кто ступал на священные земли, где родились боги. Символ украшал грудь каждого. Они шли в толпе скромно, сжав ладони и указывая ими на небеса, словно направлялись в амфитеатр к остальным.
Вдруг один из группы запнулся о край сутаны и растянулся, рухнув на спящего пилигрима в маленькой палатке, разрушив ее. Он ударился головой об холодный чайник. В палатке был мужчина средних лет, он спал, пока его не ударили по ребрам. Он так поразился произошедшему, что громко рассмеялся и помог мальчику встать, дал ему яблоко, показывая, что не разозлился.
— Кошмар, — прорычал Адрио, когда они пошли дальше. — Это было обидно.
— Осторожнее! — сердце Петро уже колотилось, когда они «одолжили» одежду среди висящей у палаток. В полях вокруг амфитеатра сотни пилигримов устроили лагерь на время церемонии. Те, кто прибыл один, были с маленькими палатками из ткани, натянутой на ветки и завязанной веревкой. Семьи или большие группы установили крупные шатры. Тут невозможно было уединиться. Вещи висели всюду, еда и другие припасы не были заперты на ключ. По сравнению с планом лоялистов, пара украденных сутан была небольшим преступлением, хотя это все равно кололо совесть Петро.
— Мои ноги работают плохо после того, как долго были связаны, — объяснил Адрио, чуть не упав снова.
Солнце встало и медленно сжигало туман, и пилигримы в долине просыпались и разводили общие костры, чтобы приготовить простой завтрак. Ребята проходили мимо, глядели на лица тех, кто выходил из палаток или сидел у костров, надеясь увидеть знакомые черты. Но видели только улыбки и приветствия, предложения каши, фруктов или символов, и даже приглашения на завтрак.
Петро понял, что люди могли быть добрыми, пока улыбался и благодарил незнакомцев. Он много дней видел, как люди совершали худшие поступки для своих целей, и было поразительно вспомнить, что порой они могли вести себя бескорыстно. Их усыпали добротой, пока они шли по полям.
К концу второго часа они обошли лагерь по периметру, и Адрио был в восторге.
— Я и не думал, что столько людей приходит на ритуал в Насцензе, — сказал он, сдвигая капюшон и вытирая лоб. Становилось жарче, и сотни тел только добавляли им пота.
— Нужен другой план, — согласился Петро.
— У нас и нет плана, — Эмилия была настроена решительно, хмурила брови, щурилась, выпятив челюсть, стиснув зубы. — Это проблема. Мы не знаем, что они задумали.
Вико попытался подвинуть капюшон по примеру Адрио, но Петро остановил его. Было бы катастрофой, если бы кто-нибудь узнал принца.
— Почему не сообщить страже тут?
— Ты видишь тут стражей? — спросила Эмилия.
Петро задумался. Он не видел ни одной алой формы с тех пор, как они прошли в долину.
— Их нет, — продолжила Эмилия. — Насценза — не город. Тут нет гостиниц, конюшен, домов. Остальное время года тут никто не живет. Это просто амфитеатр в земле, где люди раз в год собираются со всей страны, исполняют музыку и молятся неделю. Даже если бы Кассафорте могло выделить стражей, пришлось бы посылать их по всей стране. Люди в каждом селе собираются в этот праздник, всех не посторожишь. Это не сделать. Да и зачем? Середина лета — ночь мира, — она сжала переносицу с силой, словно отгоняла головную боль. — Начнем заново. Мы растерялись.