— Я могу сам принимать опасные решения, Фосси. И, — он расставил ноги и приготовился быть упрямым, — если мы будем там, готовые к атаке, разве это не заставит их прийти к нам? Ты знаешь, что я права.
Видимо, она знала. Она кивнула через миг и сказала Адрио:
— Найди Берро и скажи ему разместить по два стража у каждой лестницы сверху. Остальные должны отыскать места ближе к центру и быть настороже. Мы будем сидеть на местах у алтаря.
Петро смотрел, как Адрио послушно ушел в толпу, пробиваясь среди потока пилигримов.
— Теперь он твой помощник? — он постарался сказать это шутливо, но вышло плохо.
Она смерила его взглядом.
— Зависть — плохое чувство, Диветри.
— А мне нужно завидовать? — вопрос вырвался резко, и он опешил. Петро был удивлен тому, что она была права. Он завидовал тому, что его друг и Эмилия вернулись радостными. Конечно, он подавленно отреагировал на хорошие новости друзей. Каким дураком он был после того, как она сказала ему одни из самых добрых слов в его жизни. — Сделай вид, что я этого не говорил, прошу.
Они стояли и смотрели друг на друга мгновение. Молчание было неловким, их отчасти окружали фигуры в сером, спешащие на ритуал.
— Я не хочу, чтобы ты думал, что обладаешь мной, — сказала Эмилия.
— Я знаю. Я не могу. Не должен, — сказал Петро.
Она не сводила с него взгляда. Хоть их лица прикрывали капюшоны, он избегал ее взгляда.
— Я еще никого не любил раньше, — добавил он. — Это все очень странно.
— Ты не любишь меня, — сказала она. — Мы оказались вместе в опасности, у нас быстро возникла связь. Ты путаешь это с любовью, — она опустила ладонь на его плечо. — Ты мне нравишься, Диветри. Я тебя уважаю. Но это не любовь.
— Ты права, — сказал он. А потом сглотнул и посмотрел на нее. — Это не любовь. И никогда не была. Это просто… реакция. Ты на сто процентов права. Я тебя не люблю.
— Хорошо. Теперь ты вырос. Говоришь, у нас места у алтаря? Когда Адрио вернется, займем их. Сядешь со мной, друг? — спросила она у Вико, тот благодарно кивнул. — Мы будем этим вечером Детьми Муро.
Петро улыбался, пока она не отвернулась. Он только что сказал Эмилии Фосси самую большую ложь в своей жизни. Если это ее радовало, он продолжит говорить это снова и снова, пока она не поверит его. Но от этого ложь не станет правдой.
22
Я посоветовал бы пилигриму для первого паломничества не брать много вещей.
Чем больше вещей с собой, тем больше потеряешь.
— Антонио ди Магретто, известный пятьюдесятью походами для ритуала в амфитеатре Насцензы
Посреди часовой молитвы Петро понял, что за ним следили. Перед ним ревел огромный костер, шесть стволов деревьев, размещенные определенным образом, сделали его высоким. Огонь был таким ярким, что он не видел собравшихся во тьме, но если толпа за огнем была такой же, как за ним, амфитеатр был полон. Капюшон за капюшоном скрывали лица верующих. Некоторые были с традиционными масками черепов, включая мужчин у каждой лестницы, сторожащих лунные амулеты. Многие были без масок.
Петро не знал, что думал об этом Вико. Вид людей в сутанах с капюшонами мог напоминать ему жнецов смерти, приведших мертвых к месту упокоения. Иронично, ведь церемония проводилась для памяти мертвых. Или, может, сходство было намеренным, хоть и забытым со временем.
Тогда он впервые ощутил на себе взгляд. Не просто ощутил. Он был уверен. Он ощущал откуда-то взгляд, сосредоточенный на нем, пытающийся пронзить серую ткань на нем. Стараясь не поднимать высоко голову, Петро смотрел на скамьи вокруг огня. Места для пилигримов из Семи и Тридцати были почти пустыми, те семьи, которые знали о заговоре, не заняли свои места. Скамьи за ними были заняты пилигримами разных размеров. Было невозможно понять, кто так пристально глядел на него.
Петро посмотрел вправо на одного из священников у алтаря, произносящего бесконечную молитву. Вдали с башен доносился медленный пульс барабанов. Восемь священников сидели за алтарем. С одним у алтаря их было девять, так что брат Нарцисо не должен был присоединиться к ним, никто не говорил, что их должно быть десять. Пара помощников стояла на уважительном расстоянии за священниками, их лица скрывали маски. Петро видел профиль брата Иоаннуса посреди сидящих священников. Его глаза были закрыты в молитве или во сне. А под тенью другого гобелена Петро видел высокую Эмилию и маленького Вико. Ее голова была повернута к нему, было видно кончик ее носа.