– Да уж, он, конечно, внимательно слушает ее рассказы…
Без лишних слов Эсфирь прошла мимо женщины, вернулась в дом через стеклянную дверь на террасу и опять попала в бальный зал.
После этого она осмотрела еще несколько небольших помещений в задней части особняка, но не нашла ничего интересного, кроме комнаты, явно служившей мастерской художника. Впрочем, кисти и даже тюбики с краской совершенно высохли. Старые, скрученные в трубку полотна торчали из деревянного ящика, где мыши успели прогрызть внушительную дырку. На запыленном мольберте – растянутый холст. Похоже, его только успели загрунтовать, когда всю комнату отдали паукам и грызунам. Высокие готические окна не мылись годами. С другой стороны, резким контрастом к этому запустению выглядела кухня, полная сверкающих поверхностей и любовно ухоженной утвари. Ножи, кастрюли и керамические горшки разложены и расставлены, как солдаты на параде.
– Ни дать ни взять, хирургическое отделение, – раздалось за спиной.
Девушка вздрогнула и резко повернулась на каблуках.
– Мартин! Не смей так подкрадываться!
– Пардон.
– Я бы… я могла знаешь что тебе сделать?!
– Должно быть, нечто вредненькое, – примирительно ответил Хенсон. – В смысле, для моего здоровья.
– Я говорила с миссис Турн, – прошептала Эсфирь. Хенсон оглянулся, нет ли поблизости домработницы.
– А ты видела кабинет Великого Турна?
– Я наверх не ходила.
– Он под лестницей.
– То есть?
– Пошли, покажу.
Он взял ее за локоть и вывел в фойе. Действительно, в глубине, под лестницей, виднелась тяжелая дверь с витиевато украшенной круглой ручкой. Хенсон быстро вошел, втянул за собой Эсфирь и тут же закрыл дверь. Первым, что бросилось в глаза девушки, был широкий стол. Скорее даже, это лучше назвать чертежной доской, потому как столешница была наклонена. Сверху лежало несколько томов внушительного размера.
– Как же это я проглядела? – удивилась Эсфирь. – Ну хорошо, тут есть что-нибудь для нас полезное?
Она подошла к книжным стеллажам, закрывавшим стену до самого потолка. Масса иллюстрированных художественных изданий высотой чуть ли не в метр и даже более. Кое-какие книги имели кожаные переплеты. На некоторых читались загадочные названия, выполненные кириллицей или по-гречески.
– Вот это я понимаю, библиотечка… – пробормотала девушка.
– Тут есть томик с письмами Ван Гога, а рядом какие-то записи, – сказал Хенсон, – будто Турн работал над очередным трактатом. Но показать тебе я хотел кое-что другое.
Он обогнул стол, позади которого находилась еще одна дверь, пошарил рукой над притолокой и торжествующе показал Эсфири бронзовый ключ.
– Винный погреб!
– Ага! Я бы не отказалась…
– Да нет же, самое интересное не в этом.
Хенсон открыл дверь, и девушка увидела верхнюю
площадку чугунной винтовой лестницы. Изнутри на них пахнуло прохладой и свежестью, в отличие от спертого воздуха тех комнат, где она побывала до этого. Ее удивило, насколько глубоким оказался погреб: ведь в Нидерландах где угодно можно ожидать затопления грунтовыми водами, пусть даже этот особняк был возведен на холме и располагался вдали от моря. Сам по себе погреб был не столь уж большим, и в нем господствовали две чудовищные бочки по два с половиной метра высотой, а их диаметр мог поспорить с размахом рук пары взрослых мужчин. В сравнении с ними винный стеллаж смотрелся совсем крошечным. На нем помещалась едва ли сотня-другая бутылок.
– Они, должно быть, их прямо здесь сколачивали, – сказал Хенсон и постучал по бочке. – Этакую дуру попробуй затащи…
– На звук пустые.
– Их, наверное, Турн как-то выпил за обедом.
– Да он бы мог в такой плескаться, – отозвалась Эсфирь и подошла к винному стеллажу.
Кое-какие бутылки были весьма старыми, однако встречались и наклейки, датированные семидесятыми, восьмидесятыми и даже девяностыми годами.
– Вот что я хотел тебе показать. – Хенсон ткнул пальцем в одну из чугунных балясин, соединявших поручни со ступеньками. Каждая из них сужалась на концах и раздувалась посредине. И здесь, в самом центре, виднелось по кругу со свастикой. – Я думаю, немцы поставили эту лестницу, когда отобрали дом. А для чего им это хранилище? Наверное, для боеприпасов. Скажем, здесь размещалась полицейская управа всего округа.
– Для допросов… – медленно произнесла Эсфирь. Запрокинув лицо, она думала о тех криках, чье эхо металось в этом тесном, жутком колодце. – Вино здесь должно прокисать. Ведь тут была камера пыток…
Погреб внезапно погрузился в полумрак. Загораживая свет, в дверном проеме маячил внушительный торс. Единственный путь наружу лежал теперь через домработницу.
Глава 17
ДОРОЖНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ
– По-моему, здесь просто великолепное местечко для нашего хранилища! – счастливым голосом воскликнул Хенсон.
– Вы как сюда попали? – спросила, недобро прищурившись, домработница.
– Ключ был в замке…
– Ложь. Выметайтесь.
– Конечно, мадам, мы не хотим неприятностей, – миролюбиво ответил Хенсон. – Да и, кажется, мы уже все посмотрели….
Он стал карабкаться по ступенькам.
– Какая замечательная лестница, – на полдороге заметил Мартин.
– Ой, смотри, а здесь свастика! И как много! – подхватила игру Эсфирь, будто только сейчас разглядела чугунные столбики.
– Лестницу поставили по приказу Schutzstaffel, – сказала домработница. – Эсэсовцы. Во время войны.
– Какая жалость, что здесь кругом свастика, – сказал Хенсон, останавливаясь прямо перед ней.
– Камеры и решетки убрали, но лестница прочная. Зачем избавляться от хороших вещей?
– Справедливо подмечено, – кивнул Мартин.
Он еще раз обвел глазами погреб, изображая из себя потенциального покупателя, прикидывающего, как и где будет стоять мебель, а потом немигающим взором уперся в лицо домработницы.
– Вы разрешите?
Все с тем же каменным выражением лица она отступила назад.
Хенсон с Эсфирью покинули дом и бодро направились к своему «ситроену». Домработница сделала за ними несколько шагов, остановилась и стала наблюдать из дверного проема. Сев в машину, Эсфирь опустила стекло.
– Мы позвоним доктору Турну позднее! – крикнула она. – Спасибо!
Женщина следила за ними, пока «ситроен» не достиг моста через речку.
– Фрау Блюхер, – сказал Хенсон, посматривая в зеркало заднего вида.
– Кто?
– Фрау Блюхер, – повторил он. – Ну, из того фильма[16]. – И он громко рассмеялся.
Девушка недоуменно повела плечом.
– Знаешь, тебе надо почаще выглядывать в реальный мир, – посоветовал он. – Ну, да неважно. Итак, твое мнение? Еще один тупик?
– Я бы не сказала, что Турн со своей супругой выглядят идеальной парой.
– Какие-нибудь идеи, намеки, где он может находиться?
– Я нашла несколько старых корешков от авиабилетов. Он много путешествует. А может, он уже в преисподней, бок о бок с доктором Менгеле.
– Или вскоре туда попадет. – Хенсон переключил передачу и свернул на грунтовку, ведущую к автостраде. – Хорошо, и что же мы увидели? Пока память свежа, давай еще раз подумаем, как все выглядело.
Эсфирь с интересом взглянула на Мартина, который, похоже, был полностью поглощен вождением. Он только что мимоходом упомянул про методику, принятую в «Мосаде»: непринужденно пройтись по зданию, а затем, не теряя времени, повторить про себя каждую замеченную деталь. Она знала одного оперативника, который мог нарисовать таким образом комнату со всеми подробностями. Еще один агент отличался прекрасным глазомером. Большинство людей, как и она сама в том числе, вполне могли в ходе тренировок развить у себя подобные способности, причем некоторые индивидуумы творили просто чудеса.
Она закрыла глаза, чтобы яснее представить свое путешествие по особняку. В памяти всплывало содержимое ящиков, предметы на столах… Постепенно ею начало овладевать чувство, будто что-то не так. Что-то насчет древнего кресла в испанском стиле… Но почему? Что здесь особенного?
16
Хенсон имеет в виду домработницу доктора Франкенштейна из комедии 1974 года «Молодой Франкенштейн».