Одно странное предание рассказывает о кладе, который на глазах ошеломленных людей превратился из гусака в свинью и снова в гусака:
— Пошли мы. значит, с подружками в лес, трое нас было девок из Кобелевки, это село такое на Белгородчине.
А утро раннее, ясное, и вокруг никого. Божий мир умывается росой. И вдруг ступили за поворот дороги в лог — что такое? — стемнело, солнце садится на закат, тени все удлинились. А нас как запамятовало, что еще утро. А сумерки так к бегут, окружили нас сумерки И тут вышел нам навстречу гусак, перья так и светятся, и хвост поблескивает чем-то, ну как в рыбьей чешуе. Вышел и прямо на нас идет— важно, голова кверху.
Я и засмеялась.
— Гусак форсистый, как начальничек, шествует.
Только сказала такое, гусак как ударился о землю — поднялся с земли он свиньей супоросной, вся в грязище, соски, как свечки — белые и на конце пламя.
— Гляжу на подруг, а подруги мои — старухи. В той же одежде, те же лица, а седые и все в морщинах. Выстудило меня изнутри страхом. И не вечер вовсе, и не утро, а день ясный. И какое-то мерцание вокруг.
Свинья-то и подходит ко мне и пятачком своим мокрым тычется мне в руку. Только пятачок этот не телесный, а серебряный. Я наотмашь и отмахнулась от свиньи. Она хрюкнула, ударилась о землю — вижу, от меня гусак убегает, а клюва-то у него нету. «Что это такое? — думаю. — Должно быть, сблазнило меня».
Очнулась, подруги стоят рядом — прежние, молодые, в руках у меня серебряный рубль, и идем мы в лесу, а в руках полные корзины грибов.
— Что девки, с нами было?
— Да ничего. — смеются. — Просто мы сквозь лес прошли.
— А свинью и гусака видели?
— Видели.
— А что сейчас, утро или вечер?
— Вечер.
— Да где мы целый день пропадали, ведь только что вышли?
— И вправду, где? — Переглянулись подруги да как схватились бежать.
И я за ними.
Одна старуха вешая объяснила:
— Оступились вы, знать. Жизнь свою перебежали туда и обратно. Это вас клад водил. Есть такие клады — из них лешие образуются…
Клад-оборотень опасен для слабого сердца. С таким сердцем умирали, видя чудесные превращения.
Оборониться от него можно только крестом и молитвой. А кто смелый — пусть поступает решительно.
Клад может явиться людям каким-нибудь старичком немощным и что-нибудь попросить у них, например, оказать услугу, то есть проверить человека на отзывчивость, доброту, в общем, на ласку сердца. И если его встретят хорошо, он сам рассыплется на золотые денежки. Но люди, как правило, не слышат своего сердца, сердце у них переместилось в голову или вовсе забыто. И такой клад, предназначенный доброй душе, клад на простой человеческий откуп, не реализуется: дар нуждается хоть в каком-то, пусть и символическом, отдарении.
В «Русской старине» за 1872 год приводится такое предание:
«Шла раз по губе, мимо наволока, лодка с народом, а по берегу навстречу ей старичок идет, на киек-то так и гнется от тяготы — очень уж старик тяжел да грузен.
— Возьмите меня в лодку, люди добрые, — просит старик.
А ему в ответ из лодки:
— Нам и так трудно справиться, а тут тебя еще, старого, взять с собой.
— Понудитесь малость, возьмите меня в лодку — большую корысть наживете! — опять взмолился старик, а рыбаки его все не берут.
Долго просил старик взять его в лодку, так и не допросился.
— Ну хоть батожок мой возьмите — очень уж он тяжел, не по мне.
— Станем мы из-за твоего батога дрянного к берегу приставать, — отвечают с лодки.
Бросил тут старик батожок свой — он и рассыпался и весь на арапчики-голландчики, а сам старик ушел в щелье от грузности, а щелье за ним затворилось.
Ахнули тут лодочники, да поздно за ум схватились».
КЛАД — ПРОКЛЯТЫЙ
Есть клады, которые положены либо проклятым человеком, либо сам клад при закланье проклят. Такой клад и сам мучится. и полей мучит. Под страшным зароком лежит такой клад, злыми чарами обвитый. И взять его нельзя никак. А кго и возьмет — себе на погибель.