— Поздно скумекал!
Когда сотник Фролов вернулся и пришел на место схоронения клада, к Змеиной норе у Календарь-горы — клада на месте не оказалось. Все было так, как оставил Фролов: камень, загородивший вход в пещеру, лежал на месте в прежнем положении, крепко врос во мхи и сам омховел.
Видно, клад переродился, стал живым и ушел искать себе душу. В кладе — чародейная подневольная сила.
— Ну а ваш клад, — спросил я у Фролова, уже глубокого старика, — плетка-то чем может стать?
Фролов задумался (я чувствовал, что он перегружен сам собою) и сказал:
— А каким-нибудь бесноватым существом. В городе я таких встречал, патлатых и вихлятых, дергаются… А мой клад скорее всего бродяжит где-нибудь…
Есть названные клады с именами «Кашира», отзываются на девиз «Кашира всех рогожей обшила». А с именем «Юс да ижица» отзыв — «Юс да ижица — конец ближится»…
Иногда клад является «с паролем», подойдет к человеку, спросит:
— Из дураков?
Нужно сказать в ответ: «Я каков — ты сам таков».
Иной клад загадывает загадку: «Новичок обмылся и нас обмыл?» Ответ верный — «новолунье». Явленный клад тут же у ног рассыплется — греби тогда золото.
Клад на присказку, например «коробуля», придет, скажет:
— Коробуля.
Нужно тут же ответить: «Коробуля, коробуля, не ходи-ка по горбулям. На горбуле есть угода, унесет тебя погода, погода унесет, затащит ненастьем». Клад тут же рассыплется на золото.
И еще много причалы наговора, чародейной игры связано с этими кладами — и все в ожидании крепкого оберега, чтобы клад достался только удачливому, с быстрым розмыслом человеку, каковым себя, конечно, считают хозяева кладов.
Такие клады охотно разыскивают наши деревенские кладоискатели, рассказывающие самозахватно и разрывающие курганы и курган-цы, ищущие тайные подземные ходы и пещеры, как всегда, впустую. Если же и находят, то исторические захоронения, а не заговоренные кладенцы. Все они кончали жизнь неудачниками, если не гибли где-нибудь в завалах. Клад, как правило, заговорен на беду и смерть «для посторонних», ведь замечено, что «клад да талан не на всякого живет, а убытка да беды не минет».
Из записей о кладах, из устных рассказов я только об одном охотнике и пчеловоде слышал, что ему клад сам дался в руки. Сидел у себя в будочке он на пасеке, смотрел, как пчелки летают с взятка, все — к себе, в «лежаки», а одна — прямо к нему, большая, золотистая пчелка' не пчелка, села напротив и в глаза ему смотрит, а глаза — человечьи, глубокие, внимательные. И говорит она <он голоса не слышит, а слова слышит, словно мысли ему свои передает): «Корова пестрая, соски острые, сук на боку — хороша к молоку». А он мыслями сям в себе сказал на ответ: «Пчела, и не коровушка, а государыня». Тут-то как шлепнет, как зазвенит — золото-то и посыпалось. Собрал пасечник его в шапке, отнес домой, стал менять золото на деньги, разбогател. Тут на него и донесли, мол, нашел государственный клал и утаил. Пришли с обыском и отобрали, а самого чуть было не засалили: «Клал — богат, та люди запил уши. кладу угодил, а сам в беду угодил».
О таких людях говорят: счастливы, да счастье их все в дырках.
КЛАДЫ НА СЧАСТЛИВОГО
Клады <на счастливого» клали чаще всего — игроки, фантазеры и авантюристы, следуя поговорке: клад да талан про «счастливого», не беря в разум вторую ее часть: «грех да беда редкого минет».
Этот клад — на «авось», безоглядный зарок на любого дурака, а дуракам, известно, больше всего подфартит. Главное — быть счастливым. Удачливый ходит — на клад набредет, неудачливый пойдет — и гриба не найдет.
Такой клад — тоже под чарами зарока, но не под семью печатями и семью заклятьями. Таким не нужно отыскивать цветок папоротника против нечистой силы, не нужно помнить заговорных слов, чтобы расколдовать клад. Этот клад, по большей части, и без зарока (построить церковь или раздать часть денег нищим), он не записывается в книги.
Нужно только знать: если вышел клад из земли в виде ли птицы, зверька ли какого или даже человека, нужно ударить его левой рукой наотмашь и сказать: «Аминь-аминь, рассыпься». С. В. Максимов в своей книге «Нечистая неведомая сила» приводит такой случай явления клада случайным людям: «К одной калужской нищенке, в то время, как она шаталась по селу, пристал петух, теребил ее за подол, совался под ноги, ударила его старуха палкой — и рассыпался петух деньгами. Один уломский старик-гвоздарь шел как-то из деревин в город. Дело было над вечер. Вдруг среди поля что-то загрохотало. Оглянулся — катится бочка, а со стороны кричит чей-то голос: «Перекрести дорогу'!» Старик испугался, отскочил в сторону — покатилась бочка мимо, а в ней ясно слышен был звон серебряных денег» (т. I, с. 171).