— Дура! — кто-то крикнул старухе из бубна. — Какое богатство напрасно сгубила!
Бубен подскочил вверх, и оттуда кто-то страшно рыжий и хохочущий плюнул старухе в ухо. Хотела старуха сбросить с отвращением плевок, а это оказалась золотая серьга.
С той поры у нее разум так и затмило, трясется.
В селе Павловка возле Корсуни, как опять же утверждает Н. Аристов, были зарыты два клада. Как ни подступались к ним честные и дальние кладоискатели, а взять не могли. Кто зайдет в первую пещеру, где жил тот клад, там ему как сыпанут в карманы и подол золота и серебра, а выйдет на свет, встряхнет чуть — и все разом превращается в сор. «В другой пещере рассыпано бесчисленное количество казны; но кто зайдет и вздумает брать себе из нее — вдруг откуда ни возьмись выскочат дюжие молодцы и зададут ему жестокую припарку».
В Анненском лесу находился завидный клад заклятый издавна и хитро. Только нашелся один смельчак, отслужил молебен и пошел рыть этот клад; едва он коснулся щупом плиты, которая скрывала котел с сокровищем, как выскочил оттуда цыган и за ним. Смельчак до того перепугался, что на другой день помер.
Такой клад тоже порченый, хотя и с должной стражей. Цыган дубинкой помашет, потом попляшет, а затем заснет на плите и станет невидимым.
Некоторые и исторические клады, как могила Чингисхана вместе с ее бесчисленными сокровищами, остались погребенными в бесконечных просторах пустыни; по захоронению прогнали тысячные табуны, тысячу верст их гнали: одни табуны — с севера на юг, другие — с востока на запад.
Монгольские легенды говорят, что раз в сто лет видят Чингисхана в пустыне на золотом коне, промчится Чингисхан, а потом опять в землю провалится. Чей конь потом ступит копытом в след его коня — тот лишится рассудка, затрясет того лихорадка, и не станет он годным для жизни.
Вот еще какую причудливую историю довелось мне услышать от казаков, вернувшихся в 1960-е годы из Синьцзяна.
Казаком Писаренковым впопыхах при бегстве в Китай был спрятан в скале, в расщелине клад. Скала высокая, отвесная. И положил он его не под молитвенное слово, а под чертыханье и хмельную бормотку.
— Тухло! — кричит кто-то с тех пор из скалы, когда кто-либо из людей приблизится к той скале.
А нужен якобы при этом такой отзыв: «Тухло, да не опухло». Тогда оттуда последует:
— Черт тебя задери!
Нужно ответствовать;
— Ногу повыше задери!
Так ребятишки и сделали как-то, так на них тотчас полился жидкий голубиный помет.
Клады обыкновенно кладутся под зароки и под стражи. Сокровища охраняет сила невидимая и видимая, колдовское слово, заколдованные люди — нечисть подземная и сила земная. Запоры, как видим, крепкие и страшные.
Вологодский разбойник «Блоха» приставил к своему кладу в охрану стаю рыжих и злобных собак. И будто кормились эти псы тем, что в каждое новолуние лизали золото — и снова рудели шкурами.
Разбойничий атаман 20-х годов нашего века Принц Фома обрек хранить свой клад трем старушечьим скелетам, в глазницах которых жили каракурты — ядовитые пауки пустыни. Положил этот клад он под такой охранный зарок: кто откроет его клад, тот должен трехкратно поцеловаться с каждым скелетом, а главной старухе вдобавок вставить в челюсти «охранную» молитву.
Разбойник Кузьма Рощин из Муромских лесов положил свой клад под незримые, но звучные стражи: чтобы найти рощинский клад, нужно спеть двенадцать песен да чтобы «ни в одной не было сказано ни про друга, ни про недруга, ни про милого, ни про немилого».
Клады Кудеяра, например, стоят под свечами и ночами порою светятся. Один помешанный имел, по записям С. В. Максимова, заговоры и записи таинственных талисманов, «завернутых в грязные тряпицы, вроде комка глины, добытой в полночь с могилы удавленника, помогающего, как известно, в добыче кладов».
Есть и мудреные стражи. Сидят возле одного клада четверо мудрецов и каждый со своим вопросом. Что тише всего на свете? Где души родятся? (Там родятся, где сгодятся.) И т. п.
Стерегут клад и зачумленные мертвецы, как это было с кладом курского разбойника по прозвищу Журавлиная Лапка: на сундуках с золотом сидели зачумленные черные скелеты. Кто дотронется — сам станет чумным.
У кладов Стеньки Разина стражи иные: троерукие великаны с железными пятками. У других его кладов стражи с тремя лицами, обращенными в три стороны. Одно лицо золотое, другое серебряной, а третье медное. В золотом рту — зубы золотые, обнаженные для поцелуя, а с кем целуются — неизвестно. Серебряный рот воду-вино пьет. А нету воды — сам себе мед вьет. А медный рот гложет того, кто придет.