— Хо-хо, мухопас-самотряс, хо-хо…
Тут моя собака очнулась и зазвучала оглашенно, словно блоха бодучая на глаз ей впрыгнула.
Тут и я опамятовался: стою на скале и держу за ствол свое ружье, будто удилище, а что стою у края провала — не вижу, не чую. А мнится в мороке, что я ли иду по дороге и остановился так себе. Только собрался шагнуть вперед, как услышал петушиный крик. Тут я очнулся окончательно: одна нога на скале, а другая — зависла над бездной. От страха толи заскрипел, толи вскрикнул позвоночник у меня. Гляжу на то место, где только что цыган сплел, а там змея на плавниках ползает вся серебряная, выстрелил я в нее — не помню, как патрон засадил в ружье. Пес взвизгнул, осыпанный монетами. Я кинулся под гору домой. Сбежал с горы минут за десять. А на равнине ночь, солнце давно село. Что со мной? Куда это я подевался на целый день?
Пришел к себе в избу, спрашиваю:
— Какой ныне день но числу?
— Девятое число сентября, — говорят и показали на отрывной календарь.
Что же, выходит, будто я загодя на три дня заскочил?
Домашние почуяли, чтосомной неладно, объяснили, что ныне, мол, утром я встал рано и куда-то отлучился часа на три.
Тут я совсем очнулся: на дворе не ночь вовсе, а день в разгаре. Думаю — может, я на том свете побывал?
А когда наступило настоящее двенадцатое, ничего вроде и не было. Вышел я на улицу, посидел на завалинке, вернулся домой, а домашние в расстройстве и панике спрашивают:
— Где же ты пропадал три дня? Ушел, никому ничего не сказамши…
Так вот меня помутили чары кладовы. Долго не ходил я на Календарь-гору. Только другой осенью пришел и на том самом месте подобрал пять серебряных монет.
Клад чудной, клад прихотливый не любит даваться, потому что кладется под несколько зароков, под хитрые ритуалы. Вот одна такая история, приведенная в книге Д. Н. Садовникова.
«Две хлебницы рыли по наслыху, недалеко от Конной слободы на валу. Когда эти хлебницы уж вырыли кинжал и пистолет, вдруг услыхали, что на горе от Иоанна Предтечи пошел сильный гул. Было ото около полудня, летом. Тут увидели они тройку лихих коней, которая во весь дух под гору вылетела на московскую дорогу. В коляске сидели нарядные красивые кучер с казачком и важный барин... «Выехала тройка на дорогу, остановилась; барин слез с коляски, казачок спрыгнул с козел и пошел вдоль дороги вприсядку плясать: барин заложил руки назад, склонил голову и пошел впереди лошадей, а кучер шагом поехал за ним. Казачок так лихо, так чудно плясал, что хлебницы на него засмотрелись, да еще думали в это время и о том, как бы о себе не дать барину подозрения к тому, что они роют деньги, и чтоб он из любопытства их не спросил. Лишь тройки поравнялись с ними, они увидали, что из реки Свияги вылез страшного роста солдат, подошел к казачку, схватил его на руки и понес в омут, под водяную мельницу. Барин сел на лошадей; кучер ударил по всем трем вожжами, гаркнул на них, и с посвистом молодецким тройка полетела вдоль дороги столбовой... Это видение так напугало кладоискательниц, что они перестали рыть клад…»
После этого нашли они одного начетчика-чернокнижннка, который по черной книге нм прочитал, чтоб они отправились этот клад рыть на Пасху, между заутреней и обеднен, и ваяли с собой по яичку, и кто бы с ними на валу ни встретился, тотчас же похристосовались.
Вот они пришли на вал, стали копать и тотчас же задели заступом за чугунную доску… «И пошел от Бератаевки гул, зык, рев такой, что земля задрожала!.. Услыхали они страшный крик и видят — по валу идет к ним медведь не медведь, человек не человек… По одежде вроде солдат! Глазищи как плошки, так и прядают, как свечи; рот до ушей, нос кривой, как чекушка, ручищи — что твои грабли, рыло все на сторону скошено… Вот они встали рядом, опершись на заступы, припасли яички и думают: «Только подойдет этот клад, мы в ту же секунду с ним и похристосуемся». Чудовище медленно подошло да как топнет, как рявкнет: «Вот я вас, шкуры барабанные! Так тут-то вы ребятишек зарываете!» Бабы испугались, побросали заступы, увидев занесенные над ними престрашные кулачищи, добежали до паперти храма и тут без памяти и упали.
А что чернокнижник? Он им сказал, что они уж больше не найдут этого клада, что ушел он в землю и что узнал он об этом по гулу».
Знать, этот клад был завещан не про них. И хоть хлебницы и нашли место клада — вышли стражи, чтобы страхом и мороком отвадить их от их неурочного дела. Клад был — прихотливый, со многими запретами и условиями, но если бы женщины не испугались, клад мог бы «откупиться» от них некоторой толикой своих богатств.