Выбрать главу

Без этих трав молитва не крепка, не услышана будет, клад не дается.

Эти цветы и травы имеют настолько необоримую силу, что даже случайная пыльца от них открывает клады.

В Белоруссии есть народное предание о мужике, которому цвет папоротника попал в лапоть. Этот счастливец знал, где закопанные клады, где лежали деньги. Но он как-то под хмельком потерял эту папоротниковую пыльцу, с этой поры сразу же исчезло все его знание о кладах.

Нечистая сила не отдает клада, хохочет, шабашит. Но не должно пугаться — папоротник охраняет. Такая в нем магическая сила, что если положить этот цветок в рот — и станешь невидимкой. Можно, конечно, поменяться во время Христовой заутрени своей шапкой с домовым — и тоже сделаться невидимкой, но это уже кощунство.

Клады просят себе на откуп даже самую никчемную вещь — кошку, белую собачку, хромого воробья. Н. Аристов приводит такой пример. Один бурлак, высаженный с расшивы за болезнью, сел на берегу' Волги на место клада, чтобы закусить сдобной лепешкой — а клад этот был положен с условием — отдаться тому, кто придет и сядет на него со сдобной лепешкой.

А один охотник бросил на незаметный холмик отрезанные у зайца две лапки (мешали или так — дурь?) да и присел, чтобы выпить из фляги глоток воды, а остальное выплеснул. А клад-то и был положен на того, кто принесет зайчиные ноги и напоит клад водой.

«Вороженцы», или — как их везде зовут — мастера кладового дела, умеющие вызывать клады, утверждают: чтобы клад дался, нужно обязательно отслужить молебен Иоанну Новгородскому, который за печатал беса в кувшине и ездил на бесе в Иерусалим. После молебна нужно отправиться к месту предполагаемого клада, захватив с собой девятичиновную просфору, а если тот клад откроется, то прежде чем брать клад, нужно окурить его ладаном и окропить святой водой.

У этих мастеров есть на такие случаи так называемые «выкупные» или «вызывные книги». Книги, в которых прописаны заклинательные молитвы из «Требника» Петра Могилы и прочие молитвы такого рода, которые нужно громко три раза прочесть ни месте нахождения к дала.

Некоторые заговоры на первый слух могут показаться пустыми, однако в них есть поэзия, своя распевность и образность, которые и создают магию заговора.

Вот некоторые из них.

«Пойду в чистое поле, во леса дремучие, за черные грязи через океан-море… А здесь стоит столб, а на нем сидит Спас — Пресвятая Богородица».

Когда отыскиваются сказочные цветы, произносится мольба, чтобы черт не шутил и не глумился над рабом Божиим.

В молитвах-самоделках на раскрытие клада заключена большая и охранная, и разрушительная сила.

Часто загадывался клад доброму человеку в пользу, а худому — на погибель. Или же опять с озорством: «Тому, что добро достанется, кто после моей смерти тотчас голым пропляшет».

Искателей таких кладов следует именовать — кладовызыватели. Они пользуются колдовской силой и силой молитв, записанных в «вызывных книгах», при помощи которых они «отчитывают» самый клад.

Но если клад захоронен под часовней или на нем стоит крест, или на золотой цепи висит икона Пресвятой Богородицы в золотой ризе — это требует особой благочестивости, даже если висит одна лампадка.

«Это «чистые» клады, без стражей нечистой смрадной силы, без всякой травы папороти».

Он открывается одной только силой православной молитвы. Такой клад обыкновенно завещан на богоугодное дело: строительство церквей или на содержание монастырей, а также для раздачи нищим и убогим. Даже некоторые клады разбойников, таких, как Кудеяр, Разин, положены под охрану креста и святой силы, иконы Богородицы.

Такие клады — явление сугубо русское, показывающее незамутненный дух нашего народа, святость помыслов, заботу о душе, а не о богатстве.

Берут такой клад крестом и молитвой, чаше всего он сам себя обозначает и дается в руки либо детям, либо богомольцам. Вору, вообще нечестивцу этот клад никогда не откроется. Разроет он место, где клад, падет ему завеса на глаза — будет смотреть на него и не увидит.

Есть такая уральская легенда. Был такой купец Большаков Фома, всю жизнь провел в купеческих делах, а перед Смертью поставил на свои средства часовню, а под нею заложил клад — бочку золота. «Будут трудные времена у России. — сказал, — ох, какие трудные. Как они наступят, пусть мой клад дастся радетелю земли родной». Так и лежал клад девяносто лет.

В двадцатые годы городской комиссар приезжал, больно вертлявый и нервный. Приказал копать — ничего: не утерпел, сам взялся копать. Ему лицо и скорежило: ухо подтянуло к глазу, а плечо подбросило к этому уху. Прикалечило, значит… Такой своим духом рассердил клад.