Пройдя через весь двор, Карл подошел к главным воротам и внезапно почувствовал, что силы его иссякают. Перед глазами плыл красный туман, ноги подкашивались. Он прошептал что-то неразборчивое… земля неодолимо потянула его к себе. Карл Ангулемский упал, не выпустив из рук свою драгоценную ношу…
Глава XVI
У СТЕН МОНАСТЫРЯ
Чтобы распять на кресте Виолетту, Фаусте нужен был палач, и она его нашла. Палачом стал цыган Бельгодер, отец той, что теперь называли Жанной Фурко… отец Стеллы. Чтобы заставить Бельгодера согласиться, Фауста убеждала его:
— Одна из твоих дочерей умерла… но вторая жива. Если погибнет Виолетта, ты увидишься со Стеллой.
В свирепой и дикой душе цыгана жила не только отцовская любовь, но и страшная ненависть к мэтру Клоду… Ее вполне хватило для того, чтобы цыган принял решение.
Итак, в назначенный час Бельгодер явился в аббатство. Привели, точнее принесли Виолетту, потому что идти она не могла: видимо, ее заранее чем-то опоили. Бельгодер не колеблясь схватил несчастную, привязал ее к кресту и, с помощью стражников, опустил основание столба в вырытую накануне яму. Фауста одна наблюдала за подготовкой церемонии. Лишь дюжина солдат окружала площадку. Леонора и Жанна Фурко были заперты в доме. Кардиналы также еще не появились.
Скоро Бельгодер закончил.
— Прекрасно, — сказала Фауста, — можешь идти. Подожди меня за воротами монастыря.
— Где Стелла? — спросил Бельгодер и так посмотрел на Фаусту, что той стало ясно: если она не выполнит свое обещание, это человек убьет ее.
Но Фауста действительно намеревалась вернуть цыгану дочь — ему-то она не солгала.
— Послушай, — сказала она, — я никогда не даю клятв. Клятвы оскорбляют Господа… Верь мне и жди, жди там, где я велела. Через час ты увидишь дочь. Но если ты попытаешься шпионить за мной, то увидишь, как твоя дочь заменит на кресте девчонку, которую ты только что распял…
Кончив говорить, Фауста повернулась спиной к Бельгодеру и, не обращая больше на него внимания, медленно поднялась по ступеням к мраморному трону. Цыган постоял молча, что-то мрачно обдумывая, потом произнес страшное проклятие и удалился. Он прошел через огороды и, подчиняясь приказу Фаусты, вышел из монастыря.
Вскоре Бельгодер увидел, как у главных ворот остановилась карета. Он сразу узнал двух мужчин, вышедших из экипажа: это были кардинал Фарнезе и мэтр Клод.
Мы знаем, что в монастырь вошел только Фарнезе, а Клод сел в тени огромного дуба и стал ждать появления Виолетты и Леоноры. Читателям известно, в какой тоске жил последние дни бывший палач. Клод привык чувствовать, что внушает людям ледяной ужас. Когда он проходил по улице, мужчины посылали ему вслед проклятия, дети кричали всякие гадости, а женщины шептали молитву, крестились и старались незаметно прошмыгнуть мимо.
Он прекрасно понимал, что то отвращение, которое к нему питали окружающие, должно неизбежно распространиться и на его семью, и на тех, кто жил рядом с ним. Он трепетал при одной мысли, что тень всеобщего недоброжелательства падет и на Виолетту, если он останется рядом с ней. Он с ужасом думал о том, что будет, если герцог Ангулемский узнает о ремесле отца своей любимой.
Клод видел только один выход — смерть! Он исчезнет, исчезнет навсегда, и ни одна капля пролитой им крови не брызнет на Виолетту. У бывшего палача было золотое сердце. Чувство отцовства захватило всю его душу, ему ничего не стоило умереть ради дочери. Но умереть значило никогда более не увидеть Виолетту… а при этой мысли ему становилось невыносимо горько…
Итак, Клод сидел под деревом и предавался грустным размышлениям. Он не отрывал глаз от ворот, а руки его машинально крутили кошель, в котором он прятал флакончик с ядом.
Тут-то его и обнаружил Бельгодер. Вглядевшись, цыган узнал палача.
— Это он, тот, что повесил мою любимую… мать моих девочек… мою бедную Магду! Он отказался открыть отцу, куда увезли детей! А ведь ему стоило сказать всего только одно слово! И я все бы простил, даже смерть Магды! Я валялся у него в ногах, плакал… А он не пожалел меня… Конечно, что жалеть бродягу-цыгана?! Клянусь небом, хватит! Он меня помучил, теперь моя очередь!
Бельгодер принял решение, встряхнул головой и медленно подошел к мэтру Клоду. Палач, увидев цыгана, был неприятно удивлен. Появление Бельгодера как раз в ту минуту, когда Клод ожидал свою дочь, наполнило его сердце мрачным предчувствием.
— Что тебе надо? — спросил Клод.
— А ты не догадываешься? — ухмыльнулся цыган.
Они стояли друг против друга, словно два разъяренных пса, готовые вцепиться в горло противника.
— Иди своей дорогой! — проворчал палач.
— Сегодня наши дороги пересеклись! — ответил Бельгодер. — Я собираюсь сказать тебе кое-что!
— Говори скорей, мне некогда…
— Я вижу, ты торопишься, мэтр Клод, ну что ж, я тебя долго не задержу. Так вот, когда мы недавно встретились в доме на Гревской площади, я твердо решил отомстить тебе! Но тогда ты сумел улизнуть… Виолетта была спасена, а я потерял свою Стеллу… Моя вторая дочь, Флора, погибла у меня на глазах: ее сожгли… Ты снова одержал победу!
— Сударь, — заговорил Клод, и в голосе его зазвучала горечь, — позвольте я объясню, что случилось с вашими дочерьми…
— Скажите пожалуйста! — усмехнулся Бельгодер. — Он зовет меня «сударь»! Как будто я христианин или, того больше, дворянин…
— Препоручив ваших дочерей прокурору Фурко, я был уверен, что девочки нашли доброго отца… Кто же знал, что с достойным господином случится такое?!
— А я, их отец, стало быть, недостойный! — взорвался Бельгодер.
— Признаюсь, я поступил неправильно. Видите, я раскаиваюсь в содеянном, идите же своей дорогой. Не мешайте мне сегодня…
— Значит, признаешься, что напрасно отобрал детей у отца?
— Да, — прошептал Клод, словно беседуя сам с собой, — я совершил преступление и теперь жестоко расплачиваюсь.
— Преступление! Вот именно — преступление! И не одно! Ты пытал моих соплеменников, ты убил Магду, несчастную женщину, никому не причинившую зла. А час расплаты для тебя еще не пробил!
— Да ведь и я пережил то же, что и ты, и так же лил слезы…
— Этого мало…
— Ты похитил у меня Виолетту, и я лишился ее, как некогда ты лишился своих Флоры и Стеллы.
— Этого мало…
— Я страдал и мучился так же, как и ты… Ты уже отомстил, отдав Виолетту в руки той страшной женщины…
— Все равно этого мало.
Слова Бельгодера словно тяжелые камни обрушивались на мэтра Клода, и он все глубже втягивал голову в плечи.
— Говори же, — взмолился наконец бывший палач, — скажи, что тебе нужно. Клянусь, я сделаю все… Но потом ты уйдешь… Слышишь, цыган, не испытывай мое терпение — говори скорей, чего же ты хочешь?
— Кровь за кровь! Жизнь за жизнь! Смерть за смерть!
Мэтр Клод пожал плечами и ответил:
— Твое желание будет исполнено — мне недолго осталось жить.
— Ты смеешься, палач? Твоя смерть мне не нужна. За муки Флоры ответит Виолетта!
Клод поднял тяжелый сук, валявшийся под дубом, и, сжав его в руке, шагнул к Бельгодеру:
— Уходи!
— Я уйду, — ответил Бельгодер, — когда моя дочь Стелла покажется в воротах монастыря. Мне обещали вернуть дочку… хотя бы одну… А насчет твоей девчонки…
Клод угрожающе замахнулся:
— Не смей плохо говорить о Виолетте. Тебе вернут дочь — я рад. и я тебя не трону. Но о моей дочери и упоминать не смей! Понял, негодяй?
— Плохо говорить о Виолетте? Вовсе не упоминать о ней? — ехидно выкрикнул Бельгодер и расхохотался. — Ты плохо меня знаешь, Клод. Я не говорю понапрасну, я просто убиваю. В этот самый момент твоя Виолетта умирает под пытками!
Клод отбросил сук. Его огромная рука легла на плечо цыгана, но тот не согнулся, а по-прежнему смело смотрел в глаза бывшему палачу. Бельгодер улыбался, он наслаждался мщением, ненависть, клокотавшая в его сердце, была удовлетворена.