Бешеный пес – отсвет ночных затмений-
Укажет мне
Каждый твой след когтистый,
Уподобляя тысяче лунных дисков,
Знает ведь, что, истинно, не пристало
Волку тайги мне называться братом.
Луна-мотылек в спину глядит. К рассвету.
Шкуру ловца выдаст тебе примерить.
Гордо посмотришь, как догорает город,
Когти свои мне подставляя к горлу.
В свете луны каждым своим движением,
Как существа света, тьмы порожденья,
Дорогой своей стелем зеркальный саван.
Сами – луна… (Да, мотыльки – мы сами.)
Без вековой памяти жить
Все, что написано в рукописи – горит.
Все, что в руинах спит, разобьют ветра.
Летопись рвет стихия на дне реки.
Живые идут, мертвые спят у врат.
Крепость сильна, память её – сильней,
Значит, падет в дни от чумы-войны,
Белым полотнам в общем костре гореть…
Не отмолить белесую песни стынь.
Руки – металл, оставить их не у дел.
Если позволить струны-мечи ковать,
Бросить их страхом к стае в лихую степь,
Степь после этого Проклятой не назвать.
А перешедшим по головам тетрадь
И инструментам, слезно зовущим речь,
Дать переждать вязкий удар пера,
Потом с холста вместе с пером стереть.
Где-то в степи найдется сновя нора,
Крылатым гнездовье среди зеленых крон.
Там не к чему белесые флаги рвать,
Чтобы гореть в них вневековым костром.
Брать направление – памяти прошлой знак,
Пока переход движенье не усыпит.
Не помнится. Может, крепость была б сильна.
Будет заложена вместо норы в степи.
Летопись тонет, рукопись догорит,
Обрушена, брошена каменная стена.
Бродить, бередить резь берегов реки.
Не помнится. Крепость. Крепость была б сильна.
Ранее было
Да будет рассадник полыни-чертополоха
В месте черемухи, льна и соцветия клевера:
Клятвы посеяли под чернотой пологой,
Когда ничьим в мире больше словам не верили.
Держали в узде их идолы из древнейших,
Где волю даёт сейчас освящённый ладан,
Костром оплетет его тот уже умерший,
Вкусил кто нектар, когда-то мертвяще сладок.
Ладаном плачет вечно живой властитель,
Ни шага, ни звука скорбящему не прощает.
Выстроить, что выстрадано. Остыло -
Испепелить тысячами пожаров.
Старая боль и долг как подол – иное.
Здесь и сейчас уж не до того – простили.
Даже весна та будет не той весною,
Что сил давала, что сберегала сильных.
То обнаружено, выверено под запись,
Чего и в эпохах жизни не происходит,
Единственное, что от полян осталось,
Рассадник отравы – свирепое, молодое -
От слабости в миг погибало, едва простыло,
В миг одичало, повымерзло и иссохло…
Да будет теперь все вычернено, пустынно
В местах, пораставших полынью – чертополохом.
Одной рукой прикоснуться к воску:
Без света и тени жаром заплачет воск.
Из воска слепить и возродить уродство:
Будет стоять, и ветер не унесет.
Лелеять, растить до остального роста
От луния до сумерек у зари.
Кожа его… Слой восковой сотрется,
То существо научится говорить.
Оно возродит и разорит трущобы.
Когда покорят бессонница и вражда,
Само существо себя назовет прощенным -
Так существо научится рассуждать.
С исчадьями тьмы воет на отсвет луний
И создаёт искусно сверхновый свет,
Водит пером, воссоздавая руны.
Провозгласит: "Не чучело. Человек."
Обзаведется громкоголосым войском,
Слепит сосуды и перельет в них кровь,
Чтоб существа не истекали воском,
Как на рассудок слезы прольет контроль.
Крепкому телу, вроде уж не уродству,
Хватит одной из искр от лучей утра'.
Стоит поджечь – кровь разольется с воском -
Так существу учиться бы умирать,
Но существо не догорает с утром -
Больше не свечка, больше не чистый воск.
Тельце замерзло, стало излишне хрупким.
Сколы уже ветер с собой унес.
По установке времени
Если причастие поработит сознание,
А воскресенье воспрянет над созиданием,
В землю вернитесь, чуднейшие создания,
Мертвым, живым в извечное назидание,
Волком выть, ломким воем Луну отпугивать
В древней тюрьме той, под потаенным куполом,
Вроде упавшие, но и живые будто бы,
Как люди: замерзшие, брошенные и блудные.
Как волны зелёные белой болезнью пенятся,
Как воины спят века под стенами крепости;
Со знанием, что уйдут часовые вестники,
Может пройти и вечное безболезненно.
Освободить тела – и воспрянут души в них,
Сплавятся, ссыпятся – тополи вездесущие.
Были ключом чего-то так сильно нужного,
Пусть и ключом того, что уже разрушено.