С вечностью бродить по земным полям,
По огню, по воздуху, по воде.
Взгляд поднимешь: не было здесь меня,
А глаза закроешь: "Проснись, я здесь!"
Поверни оглобли, да от ворот -
Здесь собаки-стражи не ласки для!
Я в костер небесный подброшу дров,
Чтоб пуститься в свой ритуальный пляс.
Точно знаю – здесь меня не найдут.
Здесь собаки-воины не ласки для.
Видят: рога меркнут, теряю дух.
Слышите приказ мой? Доесть меня!
Странности
Гори все гаром, пойду босой – по траве, к рассвету,
Слыхал, что там лишь могу погибнуть не от удушья.
Водой все лейся. Пойду наощупь. Лети все пеплом."
– Останься, парень, побойся бога, тебе же хуже!
– Останься, парень. Отсюда виден ходячий замок.
– Останься. Знаешь, а ведь вас много, ведь ты не первый,
Кому так скучно, кому жизнь – горечь, а дёготь – сладок,
Кому так просто предать и бросить. (В себя поверить!
Какая черствость! Какая глупость! Ну, это ж надо!
Ведь здесь – просторы! Растут березы. Пушатся вербы.
А ведь – и правда! – отсюда виден ходячий замок!
Какая глупость! Какая дерзость! В себя поверить!)
Ушел? И чёрт с ним! Дорога – тканью, долины – солнцем!
В одной пусть лодке, в одном болоте с другими тонет.
Ему сказали: будь осторожен, не плюй в колодец?!
И что он сделал?! Пошел топиться. Ой, мерить донья.
Прошло лет десять, а, может, больше. О нём забыли.
А он вернулся, живой, здоровый, чуть-чуть усталый:
"Я все увидел. Дышал природой. Летал, как дым я!"
– Как так – вернулся?! Живой к тому же?! Ну, странно, странно…
Люди
Люди-однодневки живут себе,
Люди-однодневки живут во сне,
Ходят, как сомнамбулы, по ночам,
Высшим силам молятся при свечах.
Видят свет сквозь тонкую кожу век,
В приступе иллюзий горят в огне,
В приступе искусства их жжет вода,
Думают, что истина им воздаст,
Выстелит ковровую от небес -
Им без её помощи не долезть.
Люди-однодневки идут до тьмы,
До победы, чтоб, наконец, отмыть
Грех великий. Может, кто б приютил
В куще древ безоблачных.
Мир тот тих.
Песни-однодневки там не звучат,
Не тревожат голову по ночам,
Не заставят ночью ходить во сне.
Не заставит таять на коже снег
Мир тот тихий, сумрачный и пустой,
Пустит он лишь тех, кто себя же смог
Приучить без век на себя смотреть.
А иным – до света земная твердь.
А иным – всевидящим – слепота,
Не убьет ни пламя их, ни вода.
Людям-бесконечностям – все прощать,
Людям-однодневкам – так нет пощад.
Людям-однодневкам – судьба своя,
День от дня за полночь себя съедать.
Вставать за полночь, искать в пространстве
Слепую тень, что не прячет дрожь,
Зовёт на помощь, молит о казни,
Зовёт на помощь, так уничтожу.
Следы на стенах от чёрной крови
Упрячу в белую акварель. Вы
Знайте, люди, вы мне не ровня,
Тогда – возможно, но не теперь.
Вставать за полночь и беспробудно
Ходить, учиться ходить во сне.
Я злобной буду, коварной буду.
Вы вряд ли сможете уцелеть.
Ходить, светиться огонь-зарею,
Горят, как искры горят – глаза.
Я буду злобной и буду злобой,
К запрету руки – нельзя, нельзя.
Вставать под утро, ища глазами
Больные души слепых теней.
Ты, мир, слабее, признай, признай же,
Что ты утратил прислугу-смерть,
Теперь я – войско, и я – пространство,
Уже не нужно ходить во сне.
Я буду болью и буду страстью,
Не дам к заутрене уцелеть…
Почти успела. Пришла живая
Жар-птица, Феникс, огонь-заря,
Мое проклятье. Я ей – исчадье.
Но жизнь за полночь прошла не зря…
Добрейшей ночи вам, че-ло-ве-ки,
Ближайшей ночью скажу: "Прощай",
Порву-сломаю чело и веки…
– Спи, милый. Просто ночной кошмар.
Записки некроманта
Есть заклятие на пожары – припасу его для врагов,
А на ветер добуду даром – пригодится, небось, потом,
Закляну водоём с нечистой
Силой водных и водяных,
Ведь когда-то меня просили воду
От яду исцелить.
Все деревни и перелески зачарую от силы зла,
Не скажу, что лихой подлец я, ведь не зря меня люд призвал,
Не спроста этой тёмной ночью мертвецов во гробы кладу.
Есть заклятье, сниму им порчу. Потеряю – найду к утру.
А народу в поселках – толпы, необычно для этих мест,
Неожиданно быстро понял – неземное живёт окрест,
Пропитав собой воздух, воду, доедает здесь всё и вся.
Есть заклятье, его бы вспомнить, мой исток пока не иссяк.
Нашептала живая нежить, что сельчанам здесь веры нет,
Здесь народу бывало меньше, пока с ним не сдружилась смерть,