— Но не в особом месте, — улыбнулась я.
— Верно, — расплылся в ответной улыбке Десмонд, — в особом месте не стоит.
Тем местом, которое мы имели в виду, был тихий, скрытый от глаз, поросший мягкой травой и цветами, укромный уголок сада, лучше всего подходящий для пиров рабовладельца.
— Леди Бина может захотеть повторить развлечение больше чем пару раз, — заметила я.
— Подозреваю, что так и будет, — согласился мой Господин. — Но мы не можем тянуть с возвращением в Харфакс вечно.
— И когда мы отправляемся? — поинтересовалась я.
— Через несколько дней, — неопределённо ответил Десмонд.
— Я голая и прикованная, — намекнула я. — Я во власти Господина.
— И что? — словно не понял он.
— Разве сейчас не самое время проверить кандалы? — спросила я.
— Ах Ты, самка слина, — улыбнулся мужчина.
— Господин? — выдохнула я, когда он опустился на колени рядом со мной и положил руку на мою левую щиколотку.
Он тщательно исследовал замок ножного браслета, убедившись, что моя лодыжка надёжно заперта. Я немного поёрзала, стоя на коленях. От близости моего господина меня начала бить лёгкая дрожь. Затем он подергал цепь, проверяя её крепление к кольцу браслета, а потом и к рабскому кольцу, установленному в ногах его кровати.
Когда мужчина встал, я протянула к нему свою руку.
— Рабыня прикована надёжно, — констатировал он.
— Господин! — воскликнула я.
— Что? — как ни в чём не бывало, спросил Десмонд.
— Ничего, — вздохнула я, опустив голову.
Он снова отвернулся и у меня непроизвольно вырвался испуганный шёпот:
— Господин.
— Что-то не так? — осведомился мой хозяин, и встретившись со мной взглядом, спросил: — Что случилось?
— Я начинаю понимать, — всхлипнула я, — каково это, быть отвергнутой.
— Только сейчас? — уточнил Десмонд.
— И раньше тоже, иногда, — согласилась я, — среди фургонов, на ночёвках в Волтае, в Пещере.
— Но теперь особенно? — угадал он.
— Да, — вздохнула я.
— Они ненадолго успокоились, — объяснил господин. — А теперь всё начинается снова.
— Это Вы сделали это со мной? — спросила я.
— Не я один, — развёл он руками. — Но Ты ведь чувствовала такие вещи и раньше.
— Да, — неуверенно сказал я.
— Это обычное дело, — кивнул мужчина. — Иногда это начинается прямо на сцене торгов, когда ты стоишь босыми ногами, утопая в опилках, а мужчины предлагают за тебя цену, и Ты осознаёшь, что тебя продают. Иногда уже впервые оказавшись в рабской клетке, когда Ты стоя на коленях и сжимая прутья, выглядываешь наружу. Иногда это случается ещё раньше, уже когда с тебя срывают одежду и защёлкивают на твоём горле ошейник. Уверен, что Ты даже на своей прежней планете должна была чувствовать такие эмоции.
— Неутолённые желания, страсть, любопытство, беспомощность следовало отвергать, — сказала я.
— Но здесь всё по-другому, — напомнил Десмонд.
— Здесь я — рабыня, — прошептала я.
— Теперь ты знаешь о своей уязвимости, о том, что ожидается от тебя, о том, чем Ты можешь и должна теперь быть, как и о том, что ты всегда хотела этим быть.
— Я боюсь, — призналась я.
— Уверен, тебе уже случалось чувствовать беспокойство, возбуждение, дискомфорт, напряжённость рабыни и прежде, — заметил он.
— Это делает меня беспомощной, — пожаловалась я.
— Готов поспорить, что твои рабские огни начали разгораться уже в доме Теналиона, — предположи Десмонд.
— Ничего нельзя поделать с такими вещами, — вздохнула я.
— Ты и не должна, — пожал плечами господин.
— Мне нужно попытаться подавить их, отрицать и перебороть их, — заявила я.
— Ты больше не на Земле, — напомнил мне он.
— Нужно попробовать! — всхлипнула я.
— Ты на Горе, — повторил Десмонд. — Здесь это не разрешено.
— Нужно попробовать! — прошептала я.
— Почему? — спросил мужчина.
— Я должна побороть их!
— Ты не сможешь, — заявил он.
— Конечно же, Вы войдёте в моё положение и будете добры ко мне, — сказала я.
— Нет, — отрезал господин, — и никто, ни один не другой рабовладелец не будет.
С какой радостью я услышала то, что мне не будет оставлено никакого выбора, кроме как быть безоговорочно такой, поскольку я сама хотела быть такой, уязвимой рабыней во власти моего господина.
— Я думаю, — покачал он головой, — что Ты, как я уже предположил ранее, всё ещё не можешь до конца понять того простого факта, что в это вовлечено гораздо больше чем просто запреты, разрешения, команды и так далее. Как только эти вещи начались, а я уверен, что они уже живут в тебе, они возьмут своё, с той же неотвратимостью, как голод или жажда.