— Ой! — вскрикнула я внезапно, поражённая прилетевшим откуда-то камнем.
— Кейджеры, кейджеры! — услышала я монотонный речитатив дразнивших нас детских голосов. — Кейджеры, кейджеры!
Маленькие камни, очевидно брошенные с расстояния не больше моего локтя, раз за разом жалили мою чувствительную кожу. И судя по волнению в караване, звону и рывкам цепи, крикам удивления и боли, я поняла, что была не единственной жертвой этой агрессии.
— Кейджеры, кейджеры! — дразнили нас пробегавшие теперь с каждой стороны от нас мальчишки.
Я снова закричала от боли, почувствовав обжигающе хлёсткий удар гибкой хворостиной, кустарным хлыстом какого-то подростка.
Я услышала свист таких же ударов орудий в других местах.
— Пожалуйста, не надо, Господа! — то и дело вскрикивали мои сёстры по каравану.
Сначала меня поразило, что они адресовали слово «Господа» к детям! Но уже в следующий момент до меня дошло, что эти дети, несомненно, были свободными людьми.
— Пожалуйста, пощадите, пожалуйста, будьте добры, Господа! — заплакала я, ещё дважды ужаленная хворостиной.
— А ну, отвалите, — прикрикнул один из охранников на наших юных мучителей. — Если так хочется избить рабыню, купите и избивайте свою собственную!
Ответом на его слова стал смех взрослых людей находившихся поблизости. Мы попытались идти быстрее, чтобы поскорее покинуть опасный участок.
— Не смотри на такие никчёмные, отвратительные вещи! — услышала я женский голос, возможно, обращённый к дочери, по-видимому, остановившейся, чтобы поглазеть на караван.
Наконец, дети отстали от нас, мы вернулись к прежнему темпу.
Моё тело всё ещё горело в тех местах, где на него упали удары хворостины.
Прежде чем от каравана отстегнули одну или больше его бусинок, нас дважды останавливали. Один раз, когда мимо нас проследовала колонна фургонов. Вероятно, в них перевозили какие-то товары. Нас отвели в сторону и прижали к стене слева от нас. Такие фургоны обычно управляются возницами с облучка или подростками, идущими с палками рядом с тягловым животным. В лучших районах города движение подобных фургонов разрешено только по ночам, когда они не мешают прохожим. Я слышала скрипение колес, стук их окованных железом ободов по камням, и странное то ли хрюканье, то ли фырканье, неких, очевидно крупных, животных. Это были тягловые тарларионы, как я теперь знаю, но в тот момент, мне ещё не доводилось видеть таких животных. Большинство гореанских улиц довольно узки и извилисты. Зато бульвары в городах Гора делают широкими и прямыми, а часто ещё и высаживают вдоль них деревья. Многие гореанские улицы, кстати, фактически не имеют устоявшихся названий, скажем, одну и ту же могут упомянуть как ту «где находится кузня Марка», и как ту «где сапожник Деций держит свой магазин» и так далее. Разумеется, те, кто живут на этих улицах, или же поблизости, понимают, о чём идёт речь. Но всем остальным остаётся только спрашивать путь, или платить за услуги проводника. Когда нас остановили во второй раз, нам приказали сдать в сторону, встать на колени и опустить головы да земли. Судя по всему, мимо проносили паланкин свободной женщины. Возможно, эта особа на мгновение раздвинула занавески, чтобы окинуть нас презрительно оценивающим взглядом.