— Сорок два медных тарска, — подтвердил аукционист.
Я не могла поверить, что меня оценили так дёшево.
— Роскошная покупка, — заверил аукционист покупателя. — Вы не пожалеете потраченных денег. Вам повезло, что никто не предложил больше. Вам просто улыбнулась удача.
— За необученную варварку? — хмыкнул покупатель.
— Вообще-то, мы рассчитывали дойти до пятидесяти монет, — сказал аукционист.
— Она не стоит так много, — заявил толстяк.
— Уверен, что Вы останетесь ею довольны, — пообещал аукционист. — В противном случае мы выкупим её у вас.
— За сколько? — настороженно поинтересовался покупатель.
— Думаю, за двадцать, — предположил работорговец.
— Насколько хорош её гореанский? — уточнил мужчина.
— Вполне достаточен, — заверил его аукционист.
Безусловно, я не знала язык так, как знал его он, но, конечно, надеялась, что моих познаний мне будет достаточно. Трудно ублажить мужчину, если ты не в состоянии понять то, что он от тебя ожидает.
— Она справится, — буркнул толстяк. — Моя плеть проследит за этим.
Помощник работорговца, подойдя ко мне сзади, схватил меня, поднял так, что мои ноги оказались на несколько дюймов выше поверхности платформы, и, спустившись по ступеням на тротуар, поставил меня перед бородатым мужчиной в короткой коричневой тунике, тут же вперившем в меня строгий взгляд. В первый момент я растерялась, не понимая, что должна делать.
— Похоже, она глупа как пробка, — проворчал бородач, обращаясь к аукционисту.
Тут меня осенило, и я быстро опустилась на колени перед мужчиной и, уперевшись ладонями в мостовую, прижала губы к его сандалиям.
— На четвереньки, — донеслась сверху его команда.
Я по-прежнему не осмеливалась взглянуть в глаза своего владельца.
В тот момент, когда я встала на четвереньки, он вытащил что-то из-под своей одежды и наклонился надо мной. Клацнул металл, и ошейник окружил мою шею. Теперь я носила ошейник. Стальной аксессуар объявлял меня рабыней, даже если бы я была одетой. Я не сомневалась, что он нёс на себе некую надпись с определённой информацией, что-нибудь простое, вроде: «Я — рабыня того-то», или «Я принадлежу тому-то», или что-либо подобное. Если бы там имелось имя, то, несомненно, мне именно это имя и дали.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Как будет угодно Господину, — отозвалась я.
— Вот видите, — послышался голос помощника работорговца, — она вовсе не глупа.
— Как тебя называли раньше? — осведомился толстяк.
— Меня звали «Аллисон», — ответила я.
— Варварское имечко, — усмехнулся мужчина.
— Да, Господин, — поспешила согласиться я.
— Ты — Аллисон, — объявил бородач.
— Да, Господин, — сказала я. — Спасибо, Господин.
— Подними голову, — приказал он. — Посмотри вверх.
Разумеется, я подчинилась. Это может стать довольно пугающим моментом, посмотреть в глаза тому, кому ты принадлежишь.
— Ты годишься для чего-нибудь на мехах? — спросил купивший меня мужчина.
— Боюсь, что нет, Господин, — призналась я, решив, что такой ответ будет для меня самым безопасным.
— Это можно легко изменить плетью, — пожал он плечами.
— Я попытаюсь сделать всё возможное, чтобы мой Господин остался доволен, — поспешила заверить его я.
— Ты хорошо выглядела у моих ног, — заметил толстяк. — Думаю, что с отзывчивостью у тебя будет всё в порядке.
Небрежно брошенная им фраза заставила меня вздрогнуть. Я испугалась, что он прав, и я, действительно, могу стать отзывчивой. Отзывчивой, как рабыня.
Затем он махнул рукой, показав, что я могу встать, отвернулся и зашагал прочь.
Он не озаботился тем, чтобы надеть на меня наручники или взять на поводок, но я послушно поспешила за ним. Двумя руками я ощупала ошейник, охвативший мою шею. Это был первый стандартный гореанский рабский ошейник, который мне пришлось носить. Простая плоская полоса металла, окружавшая моё горло. Такие ошейники распространены на севере. Он был крепким, но легким и довольно удобным. К нему быстро привыкают и даже перестают замечать его присутствие, но он там. Разумеется, он был заперт. Это я определила почти немедленно.
Спеша за своим владельцем, я вдруг поняла, что не чувствую того смущения, которое могло бы охватить меня иди я по улице одна. Довольно затруднительно, знаете ли, оказаться у всех на виду голой, например, в одиночку спеша с поручением или что-нибудь в этом роде. К тому же при этом всегда существуют опасность столкнуться со свободной женщиной.
Мне было немного любопытно относительно того, почему меня не связали, или не взяли на поводок. Откуда у него такая уверенность во мне, в том, что я не пытаюсь убежать? Безусловно, я и сама побоялась бы бежать. Наставницы слишком хорошо разъяснили мне, что на Горе у рабской девки, неважно варварка она или гореанка, нет ни единого шанса на спасение. Ей просто некуда бежать. В моем случае, против меня было не только клеймо, одежда, ошейник и замкнутая структура общества, но и тот факт, что тот гореанский, которые мне преподавали, вполне возможно, был рабским гореанским, определёнными тонкими нюансами отличающийся от того, как говорят свободные гореане. В этом отношении у оказавшейся в неволе гореанской женщины имелось преимущество передо мной. Впрочем, так же как у нас оставался варварский акцент, доставшийся от родного языка, помимо сознательно вставленных предательских нюансов, даже у порабощенных гореанок обычно имеется акцент, отличающийся от говора их владельцев. Я помнила, что девушка с Табора, островитянка, говорила немного иначе, чем остальные. Кроме того, мне уже случалось слышать и другие островные акценты, скажем, Тироса и Коса, заметно отличающиеся от речи, скажем, уроженцев Ара или Венны. Уверена, что точно так же произношение жителей Турии, большого города на юге, отличалось от говора обитателей Торвальдслэнда, области на севере Гора.