Выбрать главу

Как известно, свободным женщинам не разрешено появляться в пага-тавернах или борделях, более того это для них просто опасно, даже для тех, кто окажутся настолько смелыми, что решаться войти туда переодевшись в рабынь. Однако подобные ограничения не касаются общественных столовых. Впрочем даже в этом случае свободные женщины высших каст нередко относятся с брезгливостью, не столько из-за какой-либо явной неуместности, сколько по причине ограниченности и простоты предлагаемых блюд, грубости обстановки и общей вульгарности посетителей. Подобное отношение, однако, редко разделяют мужчины даже высших каст, которые только приветствуют возможность получить дешевую, быструю еду, особенно в течение рабочего дня. Правда, в таких столовых нельзя продавать пагу, зато в меню обычно присутствует широкий ассортимент дешёвого Ка-ла-на.

Обычно в зале такой столовой установлены длинные столы со скамьями, наподобие тех, что используют в Торвальдслэнде. Благодаря этому клиенты обычно затрачивают на трапезу меньше времени. Сюда приходят не за тем, чтобы потягивать пагу, убивать время за игрой в каиссу или кости, уединяться в алькове с той или иной из девушек тавернера, или за чем-то в этом роде. Здесь, как правило, царит суматоха, и чем она больше, тем больше монет остаётся в котелке при входе, где можно приобрести остраки двух видов. Основная острака стоит бит-тарск и даёт клиенту право на блюдо дня с кружкой кал-да. Можно также приобрести вторую остраку или, как её ещё называют привилегированную, за два бит-тарска, и получить право на выбор одного из нескольких предложений и стаканчик Ка-ла-на. В большинстве случаев клиенты покупают основную остраку. Приобретённая острака, основная или привилегированная, предъявляется девушке, обслуживающей тот участок стола, где присел посетитель.

— Господин доволен? — спросила я.

— Ты симпатичная рабыня, — заметил он.

— Рабыня рада, что понравилась господину, — откликнулась я на полученную похвалу.

— Как тебя зовут? — поинтересовался мужчина.

— Аллисон, если Господину это понравится, — ответила я.

— Что-то раньше я тебя здесь не видел, — сказал он.

— Аллисон редко разрешают прислуживать за столом, — вздохнула я.

— Ты — варварка, — заключил посетитель.

— Да, Господин, — подтвердила я.

— А варварки для чего-нибудь годятся? — осведомился он.

— Возможно, Господину стоило бы попробовать одну, так сказать убедиться на собственном опыте, — улыбнулась я.

— Вижу, что тебе хочется поскорее сбежать с кухни, — хмыкнул мужчина.

— Господин?

— Принеси-ка мне побольше сулов, — велел он.

— Да, Господин, — кивнула я.

Все девушки нашего женского сообщества, и я в том числе, будучи особами информированными и предусмотрительными, были озабочены увеличением своего богатства и повышением жизненного статуса. Разумеется, мы поступали в колледж не ради того, чтобы ознакомиться со средневековой французской поэзией, или изучить что-нибудь о римских музыкальных инструментах, или что-то в этом роде. Это было всего лишь способом сократить маршрут к гарантированному будущему комфорту и положению в обществе через женитьбу с подходящим молодым человеком из богатого и влиятельного семейства. Соответственно, в социальных кругах исключительного, престижного учебного заведения, занимавшего одну из самых высоких строчек в рейтинге иерархического общества, хотя и склонного к отрицанию своей иерархичности, впрочем, разве не в любом обществе неизбежно возникает определённая иерархия, мы все соперничали друг с дружкой за внимание молодых людей. Это была своего рода гонка или игра, только, конечно, не та, которую ведут просто из тщеславия, в которую вступают ради превосходства над другими, ради проверки своего очарования, но та, последствия которой касаются будущего. Женское сообщество, с его престижем и его отношениями с самыми исключительными мужскими братствами, было превосходным трамплином, от которого можно было оттолкнуться, чтобы начать свою карьеру. Так что, в свете всего вышесказанного, как я уже указывала ранее, изгнание из женского сообщества, да ещё с позором, становилось социальным бедствием, которого следовало избегать любой ценой. Все это, конечно, теперь осталось для меня далеко в прошлом. Теперь я была полураздетой рабыни в гореанской столовой, и моё горло окружала полоса стали. Однако я видела и отлично сознавала, что определенные подобные константы и соображения практичности продолжали характеризовать и моё текущее существование. Разумеется, я была не единственной девушкой, мечтавшей покинуть эту столовую. А какие средства, инструменты или, если хотите, оружие, имеются в распоряжении рабыни? Только её очарование и красота. Ей ничего не принадлежит, даже ошейник, который она носит на своей шее. Наоборот, это именно она является тем, что принадлежит. У неё найдётся немного того, что она может предложить мужчине, разве что себя саму непосредственно. В очередной раз, как некогда прежде, я соперничала с другими женщинами за призы, которые мы не могли получить как-либо иначе, кроме как через посредничество мужчин. Характер нашей жизни снова зависел от мужчин. Но здесь и сейчас имелась существенная разница, мы были рабынями. Мужчины были по-прежнему нашими хозяевами, только теперь не тонко и почти незримо как на Земле, а открыто, явно, в полном смысле этого слова, согласно силе закона. Наше будущее и наши надежды целиком и полностью зависели от мужчин. И мы были в ошейниках в буквальном смысле этого слова. Каким ясным, незамутнённым теперь, когда отброшены отговорки и сорваны вуали, стал характер нашей действительности, как в культурном и социальном отношении, так и в биологическом.