Переставив шезлонг в тень дерева, Франклин младший оказался отделенным от отца толстым стволом вяза. Пришлось поневоле повысить голос, и беседа сразу утратила интимность, которая так устраивала сына. Он приехал в Гайд-парк ради того, чтобы выведать у отца кое-что о предстоящих изменениях в налоге на сверхприбыль и потолковать еще об одном важном деле. Будучи уже три года женат на Этель Дюпон, дочери Юджина Дюпона де Немур, Франклин постепенно переходил из лагеря отца, при всяком удобном случае прокламировавшего мир, в стан одной из самых агрессивных групп американских монополистов - военно-промышленной группы "Дюпон".
Президент не был наивным человеком и понимал, что этот брак был, вероятно, устроен Дюпонами не столько из желания породниться со старым аристократическим, по американским понятиям, родом Рузвельтов, сколько из чисто деловых соображений. Получить в семью сына президента - сделка, стоящая одной из девиц Дюпон. Рузвельт, правда, ничем и никогда не выдавая этих подозрений своему сыну, но в их отношениях поневоле исчезла былая простота. Президент любил делиться с сыновьями мыслями, любил рассказывать им свои планы, пробовать на них, как на оселке, меткие характеристики людей. Но чем крепче Дюпоны втягивали Франклина в атмосферу своей деятельности, целиком направленной ко взрыву мира только ради их, Дюпонов, выгоды, тем меньше точек соприкосновения оставалось у отца с сыном.
Опытное в делах и чуткое в личных отношениях ухо Рузвельта легко уловило тот момент, когда Франклин от пустой болтовни, служившей вступлением, перешел к вопросу о налогах. Президент не мешал сыну высказаться, но не спешил с ответом и откровенно обрадовался, когда в аллее показалась фигура его младшего сына, Эллиота.
- Видишь, отец, я обещал заехать и заехал, хотя очень тороплюсь к себе в Техас! - весело крикнул Эллиот.
- Не терпится фаршировать людям мозги?
- О, как ты можешь! Моя радиокомпания выдает слушателям только самый доброкачественный материал.
- Фарш всегда остается фаршем. Если его суть не склеить кое-какой дрянью... - Рузвельт рассмеялся и, не договорив, ласково потрепал по плечу усевшегося прямо на землю Эллиота.
Несколько минут разговор вертелся на пустяках, новостях, сплетнях. Вдруг и младший сын заговорил о налогах. Это неприятно кольнуло Рузвельта.
- Что тебя беспокоит, мальчик? - ласково, но не скрывая удивления, спросил он.
- То же, чем обеспокоен теперь каждый предприниматель: налоги, налоги! Моргентау затягивает петлю на нашей шее - на шее коммерсантов средней руки.
- Не говори глупостей, Эллиот! - раздался резкий голос Франклина. Никто не собирается вас душить. Но жертвовать интересами крупных компаний, являющихся становым хребтом промышленности, ради того, чтобы удержать от естественного крушения кучу мелкоты, было бы преступлением.
- Мы - куча мелкоты? - спросил пораженный Эллиот.
- Там, где речь идет о гигантских задачах... - начал было Франклин, но Эллиот не дал ему договорить.
- Значит, всякий американский предприниматель, у которого меньше долларов, чем у Дюпона, и который не может покрывать свои долги такими же фиктивными комбинациями, должен погибнуть?.. Ты понимаешь, папа, что говорит Фрэнк?!
Но прежде чем Рузвельт успел вставить слово, Франклин сам ответил младшему брату:
- Милый мой, Штаты не могут и не должны, я бы даже сказал: не имеют права, ставить себя под угрозу новых экономических потрясений ради спасения армии лавочников. Штаты - великая держава, с великим будущим. Ее базисом являются и всегда останутся большие капиталы, большие дельцы, а не дырявые кошельки тех, кого ты называешь независимыми предпринимателями. В действительности эти люди только плохие дельцы, страдающие отсутствием чутья, не знающие условий рынка. Они смахивают на дурачков, ложащихся поперек рельсов в идиотской уверенности, что это остановит поезд. А поезд идет и должен итти. Он раздавит дураков. Понял?
Эллиот, не отвечая, растерянно смотрел на брата.
А Франклин в раздражении поднялся со своего шезлонга.
- Извини, папа... Ты позволишь мне зайти к тебе попозже? - И суше, чем обычно сыновья разговаривали с Рузвельтом, добавил: - Мне нужно с тобой поговорить.
Эллиот, хмурясь, смотрел вслед удалявшемуся брату.
- Из-за чего ты так раскипятился? - спросил Рузвельт.
- А ты, папа, и не заметил, что раскипятился вовсе не я, а он.
- Вам не о чем спорить.
- Есть о чем!.. Именно тех-то, к кому теперь принадлежит и Франклин, мы, средние предприниматели, и боимся. Они заставят вас покончить с нами.
- Что ты там болтаешь?
- Ваш новый закон им нипочем. Но нам придется так туго, так туго!..
Эллиот снизу вверх посмотрел в задумчивое лицо отца. Рузвельт прикоснулся пальцем к его лбу.
- Выкинь это из головы. Слышишь: все! Ясно, что этот новый налог, как и всякий новый налог, не всем по душе.
- Но это же смерть для многих!
- Обычно я больше, чем кто-либо другой, забочусь о том, чтобы дать дышать и маленькой рыбе. Я всегда стремился дать мелкому предпринимателю шанс в борьбе с крупными компаниями...
- Будем откровенны, отец: только для того, чтобы дать допинга тем, кто покрупнее. А те, в свою очередь, должны были подталкивать еще более крупных. Так - до самой вершины.
- Друг мой, - уклончиво ответил Рузвельт. - я же не председатель филантропического общества содействия бакалейной торговле. Передо мной задача куда более серьезная. Хочешь, я тебе скажу?..
И вдруг умолк. Эллиот в нетерпении смотрел на него.
- Речь идет о споре за мир, понимаешь, за весь мир, мой мальчик, продолжал Рузвельт. - Не хочешь же ты, чтобы мы полезли в такую драку, поддерживаемые только мелкими лавочниками?
- Значит, мы должны убираться с дороги? - спросил Эллиот.
- В моей жизни были такие же минуты, малыш, - ласково проговорил Рузвельт. - Когда я начал свое омаровое дело, то искренно воображал, будто спасаю Штаты. И уж во всяком случае свое собственное состояние. А позже я понял: все это пустяки. Совсем не тем нам нужно заниматься, совсем не тем... Брось-ка ты свои радиостанции, сынок. Слава богу, в моих руках еще есть немного власти, чтобы открыть перед тобою более широкие ворота.