Была безлунная ночь, и в темноте не сразу можно было заметить, что Джойс не один. Мэй остановилась рядом с ним.
- Дальше не пойдешь? - спросил Джойс.
- Не пойду.
Она произнесла это негромко. Так, словно боялась быть услышанной кем-либо, кроме Джойса. Хотя можно было с уверенностью сказать, что в такое время и в этом заброшенном месте нет никого, кто мог бы ее услышать, кроме спутника. Она прибавила еще несколько слов, которые с трудом разобрал даже Джойс: что-то о грозящей ему большой опасности.
- Пустяки, - сказал он, - все это совершенные пустяки.
- Нет, не пустяки, - упрямо сказала она.
- А я говорю, пустяки... Мы выберемся из этого.
- "Пустяки"! - повторила она несколько громче прежнего, передразнивая Джойса. - Если бы все это было так просто, как ты говоришь, то ты не ездил бы теперь на тракторе, а... - едва уловимая серая полоса ее просторного рукава описала в темноте широкую кривую, как безнадежный взмах крыла, которому не суждено было никуда подняться.
- Лучше на тракторе, чем под трактором, - пошутил Джойс.
- Но лучше на самолете, чем на тракторе, - в тон ему ответила она.
- Жизнь была бы чертовски проста, если бы человек всегда мог заниматься лучшим из того, что он умеет делать, - нравоучительно проговорил Джойс. И, подумав, прибавил: - Эдаких счастливчиков не так уж много на свете... - В темноте очень громко прозвучал его глубокий вздох. - Конечно, ты права: авиатор должен летать или хотя бы работать на аэродроме, а не таскать трактором плуги.
- И вообще напрасно ты сюда приехал, - сердито сказала она, - здесь места не для негров.
- А ты можешь мне показать в Штатах места для негров? - насмешливо спросил он. - И разве я мог отстать от всей компании?
- Иногда нужно выбирать: компания или жизнь, - жестко произнесла Мэй.
По ее тону Джойс понял, что ей хотелось, чтобы эти слова прозвучали как можно более жестко, и улыбнулся: из ее намерения ничего не получилось. Мэй выговаривала английские слова с той своеобразной мягкой певучестью, которая свойственна выговору китайцев. Он с усмешкой подумал, что в ее устах даже брань звучит, вероятно, как объяснение в любви. Между тем она тем же тоном продолжала:
- Да, нужно выбирать!
Джойс стоял молча, хотя ему хотелось сказать, что там, откуда он приехал, в Испании, в интернациональной бригаде, такой вопрос не вставал никогда. Оба они - Айк Стил и он, Джойс, - были авиационными людьми, но оба они сражались там в пехоте только из-за того, что у республики не было самолетов. Честное слово, если бы кому-нибудь пришло в голову поставить перед любым из них вопрос: жизнь или компания пехотинцев, бок о бок с которыми они прошли весь путь от Мадрида до французской границы, ни один из них не усомнился бы в выборе. Для чего же другого они приехали туда, как не ради того, чтобы их жизнь стала частицею жизни этой компании, а жизнь компании стала их собственной? Право, как странно говорит Мэй: выбирать между компанией и жизнью. Что же, он должен был бросить их одних - больного Айка и этого маленького итальянца Тони, приставшего к нам в тот день, когда убили певицу?.. Странная постановка вопроса - компания или жизнь... Очень странная...
Приглядевшейся к темноте Мэй было видно, как Джойс повел в ее сторону белками глаз.
Она положила руку на широкое плечо негра и прижалась лицом к его груди. Он погладил ее по волосам, и Мэй, как всегда, очень ясно почувствовала, как велика его рука.
- Не ходи туда, - сказала Мэй.
Отняла голову от его груди и молча покачала ею. Задумчиво проговорила:
- Если бы ты был около самолетов, я могла бы улететь отсюда... вместе с тобой. Мы оба нашли бы работу. Ведь нужны же где-нибудь фельдшерицы... Но на тракторе никуда не уедешь.
- А необходимо уехать?
- Скоро они узнают о том, кто вы и зачем приехали... - Она опять грустно покачала головой.
- Не узнают, - ответил Джойс. - А если и пронюхают...
При этих словах Мэй в испуге отпрянула от него.
- Что будет с тобой!
Он попрежнему озорно сказал:
- Пусть попробуют... Со мною Стил и Тони...
- Стил белый, они побоятся разделаться с белым, а ты... как будто не знаешь сам... А твой Тони! - с презрением процедила она сквозь зубы. Подвязать фартук - и будет настоящая баба.
Джойс рассмеялся так громко, что через несколько мгновений эхо вернуло этот смех с противоположной стороны оврага, где начинался невидимый сейчас сосновый лес.
- Тише, - сказала Мэй, - я вовсе не хочу, чтобы тебя убили.
- Идем со мной. Сейчас, - решительно проговорил Джойс и потянул ее за руку.
Она вырвалась.
- Поговори со Стилом. Вам нужно отсюда уходить, пока вокруг ничего не знают... - Она на минуту замялась, потом закончила: - И мне тоже будет очень худо, если они узнают, что я... с тобой...
- Слава богу, ты же не белая. Они не станут вешать негра из-за китаянки.
- О, Хамми! Ты их еще не знаешь.
Джойс ясно представил себе, как при этих словах она безнадежно махнула рукой. Ему хотелось сказать что-нибудь такое, чтобы убедить ее: не будет ничего дурного, если здешние люди узнают, что они коммунисты.
- Ты же слышал, как Стил спорил сегодня с президентом, - сказала Мэй. Что теперь о нем думают?
- Люди должны знать, что есть еще на свете кое-кто, от кого можно услышать правду.
- Ты глупый, - сказала она с нежностью, сквозь которую слышалась жалость к большому черному любимому человеку. - Ужасно... ужасно глупый... И вдруг с беспокойством: - Уходите, уходите отсюда как можно скорей. Сегодняшний митинг не приведет к добру. Уж я-то знаю здешний народ... - И, наконец, голосом, полным страха: - Клан все знает, у него везде свои люди... Верь мне, Хамми, и там, и в вашем сарае наверняка есть их уши...
- Уж это ты брось! - беспечно сказал он.
- Я знаю, что говорю... Мама говорила мне...
Он со смехом перебил ее:
- Твоя мать очень хорошая женщина, но что может знать простая старуха.
- Но ведь она же служит у Миллса! - убеждающе проговорила Мэй и повторила: - Я знаю, что говорю.
Джойс протянул руку и крепко взял Мэй повыше локтя. Она сразу подалась к нему вся. Он охватил ее за плечи и прижал к себе.
- Может быть, ты даже знаешь, кто?
Она рванулась, пытаясь освободиться из его объятий, но он еще крепче сжал руки. Все ее тело напряглось, потом обмякло. Будто она сдалась, потеряв надежду освободиться.