В любом случае, прежде чем действовать, надо удостовериться, что шурин говорит правду о Гасе.
Пока последний толчется по дому без дела. Ничего криминального.
Если тут что-нибудь произойдет, хорошо бы, чтоб до воскресенья. Потом не будет времени, день увеличится, станет труднее вести наблюдение.
Закончив слежку, он скрытно направился к улице. По пути к взятому напрокат седану услышал взревевший позади мотор. И насторожился. Не копы ли? Потопал дальше со спортивной сумкой на плече, изо всех сил стараясь сойти за местного жителя, поздно возвращающегося с работы. Проблема в том, что сумка даже беглого осмотра не выдержит: под тапочками и спортивным костюмом полный набор инструментов для взлома и автоматический пистолет 45-го калибра.
Не оглянулся, даже виду не подал, что слышит автомобиль, пока тот с ним не поравнялся. Только тогда небрежно взглянул, готовясь кивнуть и дружелюбно махнуть рукой.
Машина ехала мимо в уличном свете – черный «линкольн», новая модель по сравнению с последней виденной в Монро. Двое типов на передних сиденьях не копы. А кто, черт возьми, неизвестно: белые лица, черные костюмы, белые рубахи, черные галстуки, низко надвинутые на лоб шляпы над темными очками.
Темные очки? Время близко к полуночи.
Водитель с ближней стороны смотрел прямо вперед, пассажир наклонился, пригляделся к Джеку. Автомобиль на прежней скорости ехал дальше по улице.
Просто двое мужчин в облике Синих братьев.
Почему же по коже мурашки бегут?
В предрассветный час
Рома…
Сальваторе Рома расхаживал в тесном, плохо освещенном пространстве между старыми бойлерами в подвале.
Начинается.
Чувствуется начало, хотя дело движется очень медленно.
Терпение, напоминал он себе, терпение. Долго ждал, еще чуть обожди.
Маврицио примостился на низенькой полке, роясь в белой пластиковой сумке, откуда вытащил отрубленный человеческий палец и показал ему.
– Посмотри только на этот ноготь, – презрительно предложил он на Одном Языке. Ноготь очень длинный, идеальной формы, крашенный ярко-красной краской с бирюзовой диагональной полоской. – Почему это считается красивым?
Капуцин впился в ноготь острыми зубами, вырвал, обнажив лунку, выплюнул обратно в сумку.
– Рад, что их время приходит к концу. Ненавижу их.
Рома с любопытством смотрел, как Маврицио принялся грызть окровавленный палец, резкими поспешными рывками отрывая куски плоти. Ясно, старый приятель в дурном настроении. Рома хранил молчание. Дальше будет больше.
– О моей уверенности сам можешь судить, – продолжал, в конце концов, Маврицио. – Я весьма озабочен недавним развитием событий.
– Правда? – Он сдержал улыбку. При всей любви к Маврицио хочется, чтобы он обладал чувством юмора. – Оченьудачно это скрываешь.
– Буду весьма признателен, если ты бросишь насмешки. Не следовало допускать незнакомца. С первого взгляда понятно, что он помешает.
– Скажи, пожалуйста, откуда ты знаешь?
– Чувствую.Темная карта, незваный, никому не ведомый, не сказавший ни одного слова правды. Надо было его выгнать, на порог не пускать до конца выходных.
– Я и хотел это сделать по первому побуждению, потом передумал.
– В отеле должны жить экстрасенсы, хотя бы по одному в каждом номере. А в одном из них он поселился.
– Правда, хотя он, по-моему, тоже может оказаться экстрасенсом.
Маврицио уже начисто сгрыз фалангу, раскусил кость пополам, стал высасывать мозг.
– Да? И на чем же основано твое мнение?
– На том, что он помечен. Полагаю, ты тоже заметил.
– Разумеется. С первого взгляда. Однако он не просто помечен, а ранен, значит, сталкивался с тварями Иного – выдержал и остался в живых.
– "Сталкивался" – неоднозначное слово, Маврицио. Скорей всего, просто случайный невинный прохожий, нечаянно получивший ранение.
– Возможно, но сам факт, что он выжил, меня беспокоит – сильно беспокоит. Вдруг работает на врага?
– Не будь старой грымзой, Маврицио, – рассмеялся Рома. – Нам вражеские агенты известны, он не из их числа.
– Нам известны одни Близнецы. Может, еще кто-то есть? По-моему, надо подумать.
Приятное настроение сменилось раздражением.
– Не хочу ничего больше слышать. Ты с самого начала возражал против плана, ищешь любой предлог, чтоб его отменить.
Маврицио, покончив с первой фалангой, сплюнул остатки кости в пакет и занялся огрызком.
– Я не напрасно стараюсь отговорить тебя. Не забудь, я к тебе прислан советником.
– Помощником, Маврицио.
Капуцин сверкнул на него глазами:
– Мы с тобой оба служим Иному.
– Но я главный. Принимаю решения, ты помогаешь. Запомни.
Это уже не раз обсуждалось. Маврицио прислали на помощь, однако он со временем взял на себя роль наставника. Роме это не понравилось. Никто дольше и усердней его не трудился над планом на службе Иному. Он прошел тяжелый путь страданий, тюрем, даже смерти, поэтому ему не требуются непродуманные советы, особенно в последнюю минуту.
– Почему ты не слушаешь, – продолжал Маврицио, – когда я говорю, что план вообще преждевременный? Ты слишком нетерпеливый.
– Нетерпеливый? Я жду века – буквально!Не смей называть меня нетерпеливым!
– Ну, очень хорошо, терпеливый. Но еще не сговорился с Женщиной, не получил верных знаков.
Получил,ибо самобъявляю их верными.
– Женщина не имеет значения.
– Потом, почему именно здесь? – не отставал Маврицио. – В Нью-Йорке слишком многолюдно. Слишком много случайностей, слишком много возможностей потерпеть неудачу. Почему не где-нибудь в пустыне? Скажем, в каком-нибудь отеле в Неваде, в Нью-Мексико?
– Нет. Я хочу здесь.
– Почему?
– У меня свои соображения.
Маврицио швырнул почти доеденный палец в другой конец помещения, спрыгнул на пол, встал на ноги. Всегда писклявый голосок понизился на две октавы, он сбросил обезьянью маску капуцина и предстал в настоящем обличье могучего, широкоплечего черного мохнатого существа с налитыми кровью глазами, четырех футов ростом.
– Тебе не позволеноиметь свои соображения! Ты – Тот Самый. Ты здесь для того, чтобы открыть врата. Вот твой долг и предназначение. Личной мести не должно быть в твоей жизни!
– Тогда выбрали бы другого, – с холодным спокойствием сказал Рома. – У кого нет прошлого – долгогопрошлого. У кого нет личных счетов. Но никто больше не наделен правом выбора, когда речь идет о плане. Поэтому, если я говорю – здесь, значит, здесь и начнется.
– Вижу, мое слово значения не имеет, – обиделся Маврицио, вновь преображаясь в капуцина. – Только хорошенько запомни: я считаю, что действовать преждевременно, время и место неправильно выбраны, поэтому дело кончится плохо. Кроме того, я считаю, что чужой допущен напрасно. Он враг. Вспомни, что на нем надето – ужас и кошмар.
Рома расхохотался, с радостью разрядив возникшее напряжение. Маврицио приходится часто ставить на место, но он слишком полезный союзник, чтоб ссориться.
– Признайся, Маврицио, именно это тебя раздражает.
– Ты же видел его безобразную куртку. Полнейшая жуть. – Он смерил Рому взглядом: – Как твой новый костюм? Хвалил кто-нибудь?
– Почти все. – Впрочем, это нисколько его не волнует.
– Видишь? Я говорил…
Рома махнул рукой:
– Тише! – По коже у него мурашки забегали. – Чувствуешь? Начинается… сила прибывает, накапливается. Теперь с минуты на минуту.
Врата скоро откроются. Можно только догадываться, что происходит со спящими экстрасенсами на верхних этажах. Меньше всего хотелось бы оказаться сейчас в их снах. Ему стало их почти жалко.
Почти.
Олив…
…проснулась, услыхав пение. С усилием открыла глаза и охнула.
Вокруг кровати столпились тринадцать фигур в балахонах с капюшонами, у всех в руках толстые черные свечи. Она вскрикнула, но из-под матерчатого кляпа во рту вырвался лишь глухой стон.