Хотя памфлет о захвате Политбюро сионистами во главе с Брежневым подписан “Русским либеральным движением", это был такой же псевдоним, как и “Василий Рязанов" — подпись под предыдущим документом, скорее подделка под Русскую партию, чем ее оригинал. Политические высказывания в обоих документах смахивали на националистические, но стиль слишком рационален и лишен эмоциональных захлестав, присущих адептам русского шовинизма. Все было сочинено не лунатиком и не фанатиком, а скрупулезным расчетчиком. Если даже не сам Андропов писал памфлеты, то, безусловно, лично их редактировал: печать его незаурядной индивидуальности отразилась в обоих документах даже стилистически.
Что касается стиля его подопечных, то они использовали метафорический слог даже в прямых политических воззваниях. Главный литературный орган Русской партии журнал “Наш современник" опубликовал к 600-летию Куликовской битвы между татарами и русскими, когда из каждых десяти московских воинов с поля боя вернулся только один, стихотворение Александра Боброва “Ратная песня". В нем прозрачно выражены сомнения в способности кремлевских геронтократов возглавить народ на случай войны и призыв заменить их более молодыми и решительными, которых автор, намекая на связь с русской исторической и главным образом военной традицией, называет “молодыми князьями":
Вопрос все-таки чисто риторический: такая “ратная песнь" не могла бы появиться в официальной советской печати, если б “молодые князья" уже не сидели в седлах, готовые к выходу на сцену, где все еще находился Брежнев, создавая оптическую иллюзию присутствия. у власти. Однако тот человек, который с помощью своей всесильной организации усадил в седла, теперь, продолжая ими пользоваться, всячески их дискредитировал, воспринимая уже не только надежными союзниками, но и опасными соперниками в борьбе за власть.
В этом контексте, по-видимому, и следует рассматривать то, что произошло 20 апреля 1982 года на Пушкинской площади, когда Андропов одолел уже всех своих соперников — членов не только Русской партии, но и Коммунистической во главе с номинальным вождем Леонидом Ильичем Брежневым. Мы сознательно нарушаем хронологию и забегаем далеко вперед, чтобы показать, как кончаются политический браки, заключенные не по любви, а по расчету.
По сравнению с парадной и торжественной Красной площадью расположенная всего в нескольких кварталах Пушкинская — одно из самых уютных и интимных мест в центре Москвы. В сквере у памятника великому русскому поэту назначают свидания влюбленные, пенсионеры кормят здесь голубей, читают свежие выпуски вечерней газеты “Известия", редакция которой помещается здесь же, обсуждают новости и рассказывают анекдоты. Однако идиллическое впечатление обманчиво: время от времени Пушкинская площадь бросает политический вызов Красной площади, сам по себе обычно незначительный, но благодаря отсутствию в стране политической свободы и присутствию иностранных корреспондентов преувеличенный гулким эхом. В либеральные хрущевские времена здесь, как и на соседней площади Маяковского, собирались молодые поэты, читали прохожим стихи, которые официальная печать отвергала за их неофициальное политическое содержание. Спустя еще десятилетие ежегодно 5 декабря сюда приходили диссиденты во главе с академиком Андреем Сахаровым и обнажали головы — символический жест в память сталинской Конституции, которая была в этот день 1936 года дарована народу, чтобы никогда не выполняться. В зависимости от погоды власти обычно посылали сюда поливальные или снегоочистительные машины, чтобы заглушить ораторов и разогнать слушателей, и принимали все более жесткие меры против тех и других, пока в конце концов наиболее активные участники митингов под открытым небом не оказались за пределами физической досягаемости: одним удалось эмигрировать, других сослали или бросили за решетку.