Исследование языка заговоров отчасти показало бы, в какой степени участвовал народ в создании заговоров, и что приходится отнести на долю духовенства. Та крайность, до какой дошел Мансикка, приписывая духовенству создание всех эпических заговоров, должна бы была потерпеть сильное ограничение. Во многих случаях в пользу народного творчества говорит язык заговоров, который никак нельзя оторвать от языка народных песен, сказок, былин и т. д. Между прочим все сказочные элементы находятся и в заговорах. Как на образец сходства языка былинного и заговорного можно указать на заговор, приведенный у Сахарова под N 32. Некоторые заговоры своим языком указывают на то, что они, если не родились, то по крайней мере культивировались в среде высшего сословия, боярства. Таковы - у Майкова N 41, у Сахарова N 3. Примером чисто народного песенного языка может служить заговор у Майкова N 8. К песне часто приближает заговор то его свойство, что он сплошь и рядом выливается в ритмическую форму, часто снабжается рифмой. Таким образом получается стих. Во многих случаях граница между духовным стихом и заговором совершенно неопределима. Вот такую "спасительную молитву" (оберег) сообщает Виноградов. Солнце на закате, Ангел на отлете... Господи, Господи, Послать тебе нечего: Ни поста, ни молитвы, Ни денныя, ни нощныя. Запиши меня, Господи, В животную книгу; Помяни меня, Господи, Егда прiидеши во царствiи Твоем *142! Зтот же вид заговора находим и на Западе. Таковы, напр., французские les Or-a-Dieu *143. В других случаях заговор является прямо в виде песни. Формальные границы здесь уже не установимы. Как, с одной стороны, близость заговора к молитве дала повод некоторым ученым предполагать, что заговор явился из молитвы, забытой и искаженной, так, с другой стороны, близость его к народным песням была отчасти причиною появления теории Аничкова об особом виде народного творчества - обрядовой песне-заклинании. На этом же основании, как мы видели, Эберманн выделяет особый "народный" период в истории заговора, находя, что заговоры этого периода должно рассматривать как ветвь народной поэзии, близко соприкасающуюся с песней. Мне еще далее придется иметь дело с этим вопросом, поэтому здесь я только ограничусь сообщением образца такого заговора-песни. Чтобы погода разведрилась, польские девушки по вечерам поют: Nie padaj deszczyku, Nagotuje ci barszczyku. Bez krupek i soli, Na jednym rosoli, Postawie na debie: Debaczek sie chwieje, Barszczyk sie rozleje *144. Стихотворная форма заговора особенно распространена на Западе. Там почти каждый заговор представляет собою коротенький стишок. Белорусские заговоры также в большинстве случаев ритмичны. Часто в добавок они и рифмованы. Для многих мотивов существуют как стихотворные, так и не стихотворные образцы.
Вопрос о том, какая форма заговора первоначальна, стихотворная или простая, решается исследователями различно. А. Н. Веселовский, напр., предполагал, что первоначальная форма могла быть стихотворная, иногда перемешанная прозой. Мифологи также были склонны считать песенную форму первоначальной, так как, по их теории, заговоры развились из языческих молитвпеснопений. Крушевский, а за ним и Зелинский видели в рифме и стихе начало позднейшее и притом разлагающее. Сходный же взгляд высказывал Шенбах. Мне кажется, что вопрос этот может быть решен только после установления того, как заговор нарождался и развивался. Поэтому я здесь только ставлю вопрос, а ответ на него попытаюсь дать после исследования происхождения заговорных формул.
Еще один поэтический прием, нередко наблюдающийся в заговорах, роднит их с народным эпосом. Это - эпические повторения. "Ишли три Мареи и три Мареи, уси три родняньких сястрицы, ишли яны с святым Миколом. Святэй Микола свою войструю меч вынимаець и кров унимаець"... Потом говорится, что шли они с Ягоръем, и в третьем повторении - с Михайлом *145. Французский образец эпического повторения см. ст. 64. Надо вообще заметить, что заговоры могут иногда стоять очень близко к народным эпическим произведениям. Вундт, например, отмечает, что у дикарей иногда сказка имеет магическую силу заклинания *146.
На этом я и оставлю морфологическое рассмотрение заговоров. В нем представлены главнейшие виды; в нем достаточно материала, чтобы проверить пригодность дававшихся заговору определений; на основании его можно попытаться и исправить существующие определения, если они окажутся в чем-нибудь неправильными.
Что такое "заговор"? Слово это не только в широкой публике, но и в среде самих исследователей заговора, означает очень растяжимое понятие. Из всех терминов, употребляющихся для обозначения явлений интересующего нас порядка, "заговор" термин самый популярный. Но рядом с ним есть еще и "наговор", "оберег", "присушка", "заклинание", "шептание", "слово" и т. д. Какая же между ними разница? Какой ряд явлений охватывает каждый из них? Как они относятся друг к другу?
Некоторая разница между ними сама бросается в глаза, благодаря меткости самых названий. Под "присушку", напр., подходят заговоры, имеющие целью возбудить любовь одного лица к другому, "присушить". Название это произошло от обряда, каким ранее всегда сопровождались любовные заговоры. Под "оберег" - заговоры, предназначенные оградить человека от какого бы то ни было несчастия. Словом, эти термины являются понятиями видовыми, подчиненными. В смысле же родовых употребляются главным образом "заговор" и "заклинание". Строго определенной разницы между этими терминами нет. Один и тот же исследователь одно и то же явление то называет заговором, то заклинанием (напр., Афанасьев). Предпочтение того или иного термина является результатом личного вкуса. Однако можно заметить, что на практике, когда дело касается единичных случаев, слово "заклинание" употребляется употребляется преимущественно в тех случаях, когда сила слова направляется против какогонибудь демонического существа. Это, вероятно, происходит под влиянием церковного употребления слова "заклинание". Но почти всякую болезнь заговаривающий считает делом какого-нибудь злого существа. Чем же в таком случае "заклинание" будет отличаться от "оберега"? Он ведь тоже направлен против всякой нечисти. Термин "заклинание" особенно любил употреблять Ефименко. После же него первенство получил "заговор". Содержание этого понятия исследователи и стараются выяснить, начиная с 70-х годов. До этого времени потребности в точном понятии не ощущалось. Сахаров разделил весь собранный им материал на 4 группы. При этом в отдел "кудесничества" попало то, что теперь причисляется к различным видам заговора. Понятия же кудесничества он не дал, предполагая, что отличие его от других групп и без того ясно. Среди мифологов господствовало определение заговора, как обломка языческой молитвы. "заговоры суть обломки древних языческих молитв" *147.