Выбрать главу

Таковым мне представляется происхождение этих загадочных образов в заговорах от воспалений. Ни о какой "огненной Марии" здесь говорить не приходится. Опять повторяю, что свое толкование я далее сферы заговоров не распространяю. Однако в заговорах образы, обыкновенно сводящиеся к "огненной Марии", не ограничиваются только кругом заговоров от воспалений. Они появляются еще в мотиве, связанном с чара и на любовь. Так, в одной присушке упоминаются какие-то "три девицы, три огненные огневицы" *88. Для Мансикка нет никакого сомнения, что в них отразилась все та же "огненная Мария". И исследователь по этому поводу пробует филологически объяснить, как м образом вместо розового венка и горящего куста, символов Богородицы, в заговорах появляются печь, баня и веник *89. Я после вернусь еще к этим образам, когда буду говорить о присушках, с какими они связаны. Здесь же ограничусь лишь указанием на то, что между женскими образами из заговоров от воспалений и сходными до некоторой степени с ними образами из любовных заговоров нет ничего общего. Они связаны с различными мотивами и развивались на почве различных обрядов.

По поводу рассмотренных немецких заговоров можно отметить несколько черт, вообще свойственных немецким заговорам. Если сравнить их с русскими, то бросится в глаза бедность фантазии их творцов. Чудесный элемент фантастики почти совершенно отсутствует. Эпическая часть отутствует чаще, чем в русских заговорах, а когда присутствует кратка и почти всегда чисто христианского содержания, бедна образами. Разработка ее однообразна. Обыкновенно рассказывается, что шел какой-нибудь святой, и вот случилось или сделал он то-то. Перечни, столь частые у русских, у немцев значительно реже встречаются и бывают обыкновенно короче. Совершенно отсутствует лирический элемент, дающий такую прелесть русским заговорам. К ним скорее всего можно приложить характери тику заговоров, как литературы практической, а не поэтической. Поэтические мотивы врываются в них редко-редко и притом в виде чего-то постороннего. Таков хотя бы следующий заговор: **Die Rose hat in diese Welt Uns Gott als Konigin gesandt Und uber ihr das Sternenzelt Als Kronungsmantel ausgespannt. Rose+Rose+Rose+Weiche, Flieh auf eine Leiche, Lass die Lebenden berfeit Von nun an bis in Ewigkeit *91.

Заговор очевидным образом распадается на две части. Заговор, собственно, составляет вторая часть. А первая, поэтическая, приставлена к нему механически и взята, вероятно, из какого-нибудь ходячего стихотворения или песни. Все перечисленные особенности , мне кажется, говорят за то, что немецкие заговоры более позднего происхождения, чем русские. Я имею в виду не общую хронологию, а отношение к той степени культурного развития, на которой стоял народ в то время, когда создал заговоры, сохранившиеся о нашего времени. Отсутствие длинных перечней, бесспорно, указывает на то, что мысль практиковавших заговоры привыкла уже к большей степени обобщения и отвлечения, чем мысль человека, которому для обозначения болезненного состояния тела надо перечисл ть все его члены. Сжатость формул также указывает на большое умение пользоваться словом в определенных целях. Возможность проследить все стадии развития на одних заговорах с чисто христианским содержанием (заговор от воров) указывает на то, что и сам е развитие мотива, вероятно, происходило в эпоху христианскую. Наконец, отсутствие лирики и вообще поэтического элемента, мне кажется, указывает на то, что заговоры находились уже в эпоху их создания в руках ограниченного круга людей; масса в их разр ботке не принимала участия. Этот круг людей смотрел на заговоры исключительно с практической точки зрения и не давал в них места работе живой фантазии. Словом, заговоры создавали уже профессионалы лекари, знахари. Как у немцев, таки у русских выработались прочные шаблоны для заговоров. Сравнение этих шаблонов также указывает на более позднее происхождение немецких. Они гораздо короче и ближе подходят к сути дела. Если в эпической части надо изобразить какое-нибудь событие, то приступают к нему безо всяких околичностей, после самого краткого вступления: шел тот-то и случилось то-то. Далее этого развитие эпической части почти никогда не простирается. Напротив, русский обязательно расскажет, как он встанет, умоется, выйдет из избы во двор, со дв ра в поле до самого синего моря, до латыря-камня, и там нагородит целую кучу чудес. Русские шаблоны образнее немецких и пространнее. Это опять указывает на происхождение их в более раннюю эпоху, когда сам язык был образнее. Чем ниже развитие народа, ем образнее язык; язык диких племен отличается особенною образностью.

Мотив рога. Итак, нам неоднократно уже приходилось встречаться с оригинальным приемом заговорного творчества - употреблением сквозных симпатических эпитетов. Мы видели, что благодаря ему создаются отдельные фантастические образы и даже целые картины. Мотив рога разрабатывался этим же самым приемом. Связан он с заговорами от impotentia virilis. ..."Есть окиан море, на пуповине морской лежит Латырь камень, на том Латыре камени стоит булатной дуб и ветвие и корень булатной. Коль тот булатной дуб стоит крепко и плотно, столь бы крепко и плотно стоял былой... ярый... п.....ная жила на женскую п хоть, на полое место. Из под того камени выходит бык пороз, булатны рога и копыта булатныя, и ходит около дуба булатного и тот дуб бодает и толкает и не может того дуба сломит и повалить. Сколь тот крепко булатной дуб стоит и столь крепки рога у поро а, столь бы крепко стояла п.....ная жила"... *92.

Уже упрощенным является мотив в следующем заговоре. После обычного выход в восточную сторону - "есть в востоке, в восточной стороне стоит буевой остров; на том буевом острове стоит святое дерево, из толстого святого дерева выходит булатный бык, булат ыми рогами гору бодает, ногами скребет; и как у того булатного быка булатные рога крепки не гнутся, и не ломятся, и не плющатся, так же бы у меня р. Б. и становая жила не гнулась бы и не ломалась, крепко бы стояла, как кол, рог рогом стояла бы, столб столбом, стрела стрелой, копье копьем". Конец приставлен от другого заговора. Нет ли в приведенных заговорах указания на "исходный пункт"? Есть. Оно заключается в сравнении с рогами, подобно тому, как в заговорах от воров заключалось сравнение с палкой. Возьмем еще одну редакцию мотива, где фантастики уже значительно меньше че в предыдущих, и потому яснее выступает первооснова.

..."И возьму аз р. Б. (и. р.), свой черленой вяз и пойду я в чисто поле, ажно идет в чистом поле встречу бык третьяк, заломя голову, смотрит на небесную высоту, на луну и на колесницу. И пойду аз, р. Б. (и. р.), с своим черленым вязом и ударю аз быка третьяка по рогу своим черленым вязом, и как тот рог не гнется, ни ломится от моего вязу, так бы..." *93. Эта редакция очень интересна и важна для понимания разработки всего мотива. Прежде всего она показывает, что эпитет "булатный" принадлежность позднейших редакций. Если мы примем это во внимание, то нам вполне понятен будет состав предыдущих редакций. Напр., в первой редакции откинем симпатической эпитет. Оказывается, что все введенные в нее образы самые обыкновенные блуждающие образы заговорной литературы: латырь-камень, чудесное дерево, океан море, остров Буян. Только один образ быка - новый. Эт специальная принадлежность данного мотива. Для понимания истории мотива надо проследить, каким путем связывались эти образы друг с другом. Океан-море, остров-Буян, латырь-камень нас не интересуют: это шаблонное приурочение действия к определенному месту. Необходимо выяснить присутствие двух остальных образов: дерева и быка. Последняя редакция и дает в этом отношении указание. В ней заключается важное указание на то, что заговор связан был когда-то с обрядом. Она описывает воображаемое действие. мы видели, что такое воображаемое действие является обыкновенно отголоском забытого реального (загрызание, лечение мертвой рукой). В эпической части оно только иногда фантастически изукрашивается. Отбросим эти прикрасы и здесь. Получится голый факт: читающий заговор ударяет палкой быка по рогам. Вот о чем свидетельствует заговор. Из этой-то палки и развивается образ черленого вяза, дуба и, наконец, булатного дуба, который смешался с другим образом - святого дерева. Психологическое основание такой переработки вполне понятно: все сильнее подчеркивалась сила сопротивления рога, вокруг которого и вращаются все остальные образы. Итак, возможно предполагать, что существовал обряд битья быка по рогам. Смысл его ясен из текста заговора. Первоначально заговор не был таким сложным, каким мы его видим теперь. Он просто заключался в краткой формуле: "Стой мой ..., как рог" *94! Вот ячейка мотива, потом так причудливо развившегося. Развитие наступило после того, как отмер обряд. Указаний на существов ние битья быка по рогам мне не удалось найти, так как о нем можно только догадываться на основании самого текста заговора. Зато есть указания на другой симпатический прием, с каким также связан мотив рога. Существует прием, передающий упругость рога человеку. И замечательно, что требование его сохранилось как раз при самой краткой редакции мотива, только что приведенной. Скоблят ножом рог и стружки пьют в вине, приговаривая формулу. Очевидно, из аналогичного приема лечения развился и следующий заговор с сквозным симпатическим эпитетом. "Аз раб Божий (имярек) пойду во святое море океан, во святом море океане есть улица костяная, в той улице есть двор костяной, в том дворе стоит изб костяная, пятка не притирается, так бы у раба (рабы) Божия стоять уду по всяк день, и по всяк час, и по всяку нощь и со схода месяца впереход; пойду раб Божий в избу костяную, и что в этой избе костяной сидит старой муж костяной..." Следует соответствующая просьба *95.