Любопытно сопоставить образ булатного дуба из приведенного выше заговора с приемом лечения impotentia османскими колдунами. Они, читая заговор от impotentia, вбивают в землю железный шест *96. Смысл обряда ясен. К сожалению, самый заговор мне не известен.
В печи огонь горит. Этот мотив разрабатывается в любовных заговорах, так называемых "присушках". Редакций его очень много, но они крайне разнообразны. Начнем с более сложных и, переходя постепенно к более простым, посмотрим, к чему они нас приведут. "Выйду я на улицу, на божий свет, посмотрю в чисто поле. В чистом поле есть 77 медных светлых каленых печей, на тех 77 на медных, на светлых, на каленых печах есть по 77 еги-баб; у тех у 77 еги-баб есть по 77 дочерей, у тех у 77 дочерей есть по 77 кл к и по 77 метел..." Далее просьба к дочерям присушить р. б. N. За просьбой "Коль горят пылко и жарко медны, калены пеци, так же бы раба б. им. пеклась и калилась" и т. д. *97. По другим редакциям:
..."В чистом поле стоит дуб сорочинский, и под тем дубом сорочинским есть тридевять отроковиц, из-под того дуба сорочинского выходит Яга-баба и пожигает тридевять сажень дубовых дров. И коль жарко и коль ярко разгорались тридевять сажень дубовых дров и столь жарко... разгоралась отроковица р. б. (и. р.)"... *98.
..."В темном лесе, в топком болоте стоит изба, в той избе живет стар-матер человек, у того стара-матера человека есть три девицы, три огненные огневицы, у них три печки: печка медна, печка железна, печка оловянна, они жгли дрова... жарко, ярко, пылко .." *99.
В одном из заговоров Майкова уже просто - в поле "сидит баба сводница, у тое у бабы сводницы стоит печь кирпична, в той пече кирпичной стоит кунжан литр; в том кунжане литре всякая веща кипит, перекипает, горит, перегорает, сохнет и посыхает: и так б ..." *100. По следующей редакции дело обстоит еще проще:
..."Под восточной стороной стоит, есть три печи: печка медна, печка железна, печка кирпична. Как они разожглись и распалились от неба и до земли, разжигаются небо и земля и вся подселенная. Так бы разжигало у р. б. N"... *101. Дальнейшее упрощение:
..."Есть в чистом поле печь медная, накладена дров дубовых, как от тех дров дубовых столь жарко разгоряится, и так бы разгорялась раба б." и т. д. *102. Еще ближе к реальной обстановке:
"В печи огонь горит, палит и пышет и тлит дрова; так бы тлело, горело сердце у р. б..." *103.
Таким образом выясняется, что все встречающиеся в этом мотиве образы вертятся вокруг сравнения с горящим (в печи) огнем. Это сравнение, очевидно, ядро мотива. Во всех приведенных случаях сравнение производилось с явлением данным, описанным в эпическо части. Однако есть и такие редакции, какие свидетельствуют, что сравнение (формула) родилось не под влиянием данного явления, а под влиянием нарочно произведенного. Так, у Виноградова читаем:
..."Пойду я р. Б. в лес к белой березе, сдеру белое бересто, брошу в пещь огненную. Как то бересто на огне горит и тлеет, так бы..." *104. Этот текст уже явно указывает на забытое действие. Но оно не совсем еще отмерло, и часто, желая "присушить" кого-нибудь, прибегают к помощи огня. Потебня описывая простейшую форму чар, говорит: "Пусть будет дан миф: "любовь есть огонь". Если бы можно было зажечь в любимой женщине огонь, то тем самым в ней бы загорелась и взаимная любовь. Зажечь в ней самой огня нельзя, но можно подвергнуть действию огня нечто имеющее к ней отношение (куклу из воску или другого материала, волосы, сорочку и проч.), ея след (взятый из-под ног "горячий след"). И вот, сопровождая чары заговором, человек разжигает следы, ожидая появления в женщине (respr. а мужчине) любви" *105. Из этих-то вот чар и возник мотив присушек. Только я думаю, что чары первоначально не с провождались заговором, а он нарос позднее. Потебня постоянно связывает простейшие чары с простейшими заговорами. Это ошибочное мнение прямо вытекает из того понятия чар, какое Потебня дал им в своем определении. Он их определил в зависимости от поня ия заговора и представил простым дополнением к заговору, более ярким способом его выражения. Но, если справедливо приведенное сейчас объяснение происхождения чар, данное Потебнею же, то оно показывает отношение как раз обратное. Только что разобранны мотив, мне кажется, также подтверждает, что формула приросла позднее. Она появилась уже тогда, когда смысл первоначального действия и самое действие исказились. Едва ли подлежит сомнению, что первоначально действию огня подвергался какой-нибудь предмет, имеющий отношение к человеку, на которого направлены чары: либо его изображение (кукла), либо волосы, следы и т. п. И, вероятнее всего, первоначально сравнен е производилось не с огнем, а с этими именно предметами. Огонь же только неизбежно, конечно, при этом упоминался. Таков, например, приводившийся выше латинский заговор - Limus ut hic durescit... В нем сравнение производится с самыми изображениями люб мого человека. Огонь - только средство воздействия на эти предметы. Внимание сосредоточено вовсе не на нем. Латинскому заговору аналогичен малорусский: "Щоб тебе за мною пекло, як пече вогонь той воск! Щоб твое сердце за мною так топылось, як топыця той воск..." *110. Воск в данном случае не является изображением человека, а приведен в связь с человеком тем, что в него залеплено что-нибудь, принадлежащее этому человеку. Как видим, ни в том, ни в другом заговоре сравнения с огнем нет. Но, конечно, оно очень легко могло появиться на этой почве. Любопытный в этом отношении заговор сохранился в былине: Брала она следы горячие молодецкие, Набирала Марина беремя дров, А беремя дров белодубовых, Клала дрова в печку муравленую, Со теми следы горячими, Разжигает дрова палящим огнем, И сама она дровам приговаривает: "Сколь жарко дрова разгораются: Со теми следы молодецкими Разгоралось бы сердце молодецкое Как у молода Добрынюшки Никитьевича..." *111.
Это свидетельство былины очень важно. Здесь цела еще органическая связь между обрядом и заговором. В практикующихся же теперь любовных заговорах данного мотива эта связь совершенно утеряна. Обычно при совершении их ничего не сжигают, а наговаривают в лшебные слова на пищу и дают ее потом съесть тому, кого хотят присушить. Это произошло благодаря смешению различных видов любовных чар после того, как обряд, породивший заговоры разбираемого мотива и описанный в былине, забылся. Вполне возможно, что формулы в роде былинной произносились при сжигании и других вещей. Указания в этом направлении действительно имеются. Прежде всего обращает на себя внимание само название любовных заговоров - "присушка". Среди других названий заговоров оно исключитель ое по своей выразительности и почти единственное, указывающее на источник магической силы слова. Не может быть сомнения, что оно первоначально относилось к обряду и только после перешло на заговоры, развивающиеся из этого обряда. Кроме того есть и др гие указания на присушивание, как обряд. В любовных чарах играет какую-то роль веник. Так, присушку читают, парясь в бане, и, когда выходят, то веник бросают через голову наотмашь *112. Или требуется "пойти в баню, после паренья стать на тот веник, к ким парились, и говорить" присушку *113. В обоих случаях смысл такого действия совершенно не понятен. Следующие чары несколько разъясняют дело. Для присухи "из свежего веника берется пруток, который кладут у ворот двери, в которую пройдет тот, для ко о назначена присуха. Как только перешагнуто через прут, он убирается в такое место, где его никто не мог бы видеть.Потом берут прут в жарко истопленную баню, бросают на полок и приговаривают: "Как сохнет этот прут, пускай сохнет по мне раб божий (такой-то)" *114. Вот из такого-то приема сушения прута (палки и т. п.) мог развиться мотив "огня в печи". Действительно, сравнение производится с сохнущим прутом. Но когда сильнее всего прут сохнет? Когда он горит. Поэтому вполне естественно могла явиться идея, не кл сть прут на полок, а бросать его в печь. Это легко могло произойти потому, что рядом существовали любовные же чары, состоявшие именно в сжигании вещи, принадлежащей тому, на кого эти чары направлены. Таким образом сухоту будет изображать не просто со нущий прут, а горящий. Сходные чары мы находим у чувашей. Они, подозревая кого-нибудь в совершении проступка, заставляют его перешагнуть через сухую, зажженную с обоих концов, палку. Переступая через нее, заподозренный должен сказать: "Да буду я так же сух, как эта палка, если показал неправду" *115.