Это иллюстрируется отчасти рецептом, сохранившимся в книге 17 века. По нему ребенок, протаскиваемый через дерево, должен быть "голым, как новорожденный" *171. Кажется, отголосок того же взгляда мы имеем в обтирании подолом матери. Когда же потребовалось оправдание действия преданием, стали подбирать или создавать подходящие ситуации. То вспоминается, что Иисус Христос крестился в Иордане и обтирался пеленой *172; то бабушка Соломонида обтирает новорожденного *173; то говорится, что "прийде Пречистая Богородица с борчатою пеленою к р. б. (и. р.) и станет вытирать притчи и прикосы" *174. Так как обряд совершается матерью (иногда бабкой), то образы должны были вскоре пойти по женской линии и естественнее всего остановиться на Б. Матери. Богородица ставится в обычную для заговоров обстановку, и к ней обращается просьба приложить ризу к больному *175. Но, как я уже сказал, мотив не принял строго установившейся формы. Так, например, иногда в заговорной обстановке лежит риза, вокруг стоят угодники, и к ним обращается просьба отряхнуть с раба божьего уроки *176. По центральному образу разобранного мотива его можно назвать мотивом ризы. Но вернее назвать его по магическому обряду "мотивом обтирания".
Рядом с мотивом обтирания (ризы) стоят другие, близкие ему по характеру. Таков, напр., мотив сметания болезни. В одном заговоре у Виноградова читаем: ..."На Латыре камне сидит царь и царица. У царицы девица, она с шелковым веником. Царь вели, и цариц вели, а девица мети с раба божия щепоту ломоту"... *177. У Попова находим просьбу к Богородице смести с раба Б. все страсти, уроки и т. д. *178. Или говорят в веник так: "У меня р. Б. на жировиков и на отпадущую силу есть тридевять прутов, тридевять кнутов, тридевять булатных ножов. Этими тридевятью прутами, тридевятью кнутами, тридевятью ножами откалываю, отбиваю" и т. д. *179. Этот текст прямо указывает на некоторые приемы лечения. Употребление кнута и прутьев мы уже видели. Нож (или какое-ниб дь другое острое орудие) также часто встречается во врачебной и чаровничьей практике. Напр., леча от усовей, знахарь покалывает больного чем-нибудь острым, а в заговоре при этом говорится о том, как знахарь будет колоть усовей железной спицей *180. Предыдущий же заговор оторвался уже от обряда и начал подвергаться воздействию со стороны других ходячих формул и образов. Намек на забытое действие сохранился только в том, что заговор читается в веник. Таким образом, этот заговор является результатом сплетения различных мотивов: один говорит о "закалывании", два других указывают на "засекание" кнутом или прутом или на "сметание" болезни веником.
С веником во врачебной практике простонародья мы уже встречались. Он в ней играет очень большую роль. Отчасти это, может быть, объясняется тем, что веник находится в связи с баней, этой своеобразной народной клиникой. Но вернее всего он привлечен к делу по некоторым другим соображениям. Прежде всего веником, как прутом, можно выгонять, "засекать" боле нь. Параллелизм представлений также играл при этом известную роль. Как сор им сметается, так можно смести им и болезнь, особенно если она имеет какое-нибудь внешнее проявление вроде сыпи, болячек и т. п. Новорожденного ребенка парят в бане, приговар вая: "Парю я раба божия"... *181, или: "Благослови, Господи, пар да веник" *182. От полуночниц больного также парят в бане *183. Веник получил в глазах народа какую-то целебную силу. Щелочью из веника омывают больных *184. Что больных секут веником, ы уже видели. Он получил далее свойство предохранять от всякой порчи, как бы отметать ее. С этой целью кладут на пороге веник и вилы, веник и топор; проводят скотину через веник и топор *185. В новое помещение вносят веник *186. В заговорах, собранны Романовым, часто делается сравнение с веником. Но всегда такое сравнение основано на другой ассоциации. "Як етому древу (венику) на корни не стояць, ветками не махаць"... говоритца парючи у лазьни" *187. Или же при этом говорят: "Як гэтому венику на пни не стояць, не шумець, не зелянець, так"... *188. Очевидно, подобные сравнения появились после того, как первоначальный смысл употребления веника позабыли. Не стану утверждать, но предполагаю, что создавшееся таким образом представление о дереве, оторому не шуметь, не зеленеть, на корне не стоять, ветвями не махать, имеет существенное отношение к загадочному образу сухого дерева без ветвей, без листьев, которое оказывается иногда стоящим на макушке вверх корнями.
Для Мансикка этот образ бесспорно входит в круг христианской символики, потому что Пресвятая Дева часто называется Ливанским Кедром, а это образ, идентичный с крестным древом *189. Мне кажется, что независимо от символики образ сухого дерева, ст ящего вверх корнями, навеян видом веника, обыкновенно стоящего вниз макушкой, вверх черенками. В приведенных выше двух белорусских заговорах мы видели, как веник подсказывает сравнение с сухим деревом без листьев, которому не зеленеть и на корне не с оять. Веник, действительно, стоит уже не "на пни", не "на корни", а вверх корнями. Отсюда могло появиться представление о "белой березе, вниз ветвями, вверх кореньями" *190. Так зародившись, данный образ мог потом слится с другими представлениями о ч десном древе, хранящимися в народной поэзии.
Совершенно ошибочно, мне кажется утверждать, что баня в заговорах появляется вместо Неопалимой Купины, а веник вместо венка, атрибута Богородицы *191. Никакой символики здесь нет и не было. Просто-на-просто здесь совершается хорошо знакомое уже нам перенесение отмирающего обряда в эпическую часть заговора. Вместо знахарки с веником появляется образ женского существа с шелковым веником, который приурочивается, конечно, к традиционному камню *192. Даже и веник обращается в латышском заговоре в "метлу с алмазными листьями" *193.
В тесной связи с мотивом сметания стоит мотив смывания болезни. Собиратели заговоров часто не придают значения тому, что заговор читается на воду или сопровождается обрызгиванием больного и т. п., полагая, что все это проделывается для того, чтобы си ьнее подействовать на воображение пациента. Правда, прием этот так распространился среди знахарей, что теперь в большинстве случаев употребляется безо всякой связи с текстом заговора, и сами практикующие обряд позабыли его смысл. Но первоначально это было не так. Нашептывание на воду и кропление произошли из приема омовения больного. Как вместо обряда с прикольнем стали только читать заговор на приколень, вместо сечения веником - только шептать на веник и т. п., так же и вместо омовения с течение времени стали лишь шептать на воду. Омовение водой - прием лечения, распространенный у всех народов. Вода обладает очистительным свойством. По демонографам, проточная вода разрушает всякие чары *194. "Водица царица, красная девица, усяму свету помош ица" *195. Что вода была привлечена к врачеванию по параллелизму представлений, показывают сами тексты заговоров. "Как ты река матица (название реки) смываешь и омываешь крутые берега... так смывай и омывай мои ставушки"... *196. Заговор отлился в фо му просьбы. В такую же форму отливается большинство заговоров, в каких говорится о воде. Происходит это от того, что вода представляется живым существом. Ее боятся оскорбить. У нее испрашивают всех благ *197. У нее приходится просить прощения. Вода о ывает берега, коренья, каменья; можно попросить омыть и притки, уроки и т. п. Все эти болезни возможно смыть, как и стереть или смести. Обряды всевозможных омовений достаточно общеизвестны, чтобы здесь говорить о них. Возможно, что первоначально для омовения требовалась вода проточная, а самое омовение состояло в погружении в эту текучую воду, в купанье. Вода бежит, омывает берега, пески, каменья, не омоет ли она также и больного? Очень хорошо иллюстрирует это упомянутый выше старофранцузский обряд сажания больного в море у берега так, чтобы набегающая волна перекатывалась через него. Особенно часто прибегают к омовению при "сухотах и уроках" у детей. В этих случаях вода служит средством передачи болезни. Краткая заговорная формула "na psa ur k" была первоначально ни чем иным, как простым пояснением обряда. Больного купали, а потом выливали воду на чужого пса *198. Или же выливали на изгородь, приговаривая: "Uciekajcie, sychoty, na stykane ploty" *199. Укушенной змеей омывается в проточно воде *200.