Здесь нам уже встречаются предметы не столь необыкновенные, как ток железный, потолок медный; дело идет о более простых вещах: вместо тока только доска железная, вместо потолка - сковорода. Пойдем далее - не найдем ли еще каких указаний. "И становлюсь я раб Божий (и. р.) в горшок и в котел железный, отыкаюсь кругом себя раба Божия (и. р.), в тридесять тынов железных, и замыкаюсь в тридесять замков железных от своих супостатов..." *313. Оказывается, что и без железной доски можно обойтись. Достаточно просто стать в котел железный. Далее - "Становлюсь я раба божия и заговорююся и замовляюся от чаровника. Становлюсь на медзяным тазу, закрываюся золотым тазом, обгорадживаюся зялезным тыном, замыкаюся тридзевять замками" и т. д. *314. Вот свидетельства текстов; все они указывают в одном направлении. Человек, вероятно, становился на сковороду, в котел, таз и накрывался тазом, сковородою и т. п., изображая таким образом вокруг себя тын железный и совершенно не думая ни о каких зорях и небесах. Употребление в свадебных оберегах сковороды - явление довольно распространенное. "Клетник (оборонитель свадьбы) становит жениха и невесту на сковороду и перевязывает из чем-то три раза"*315. Жених становится на сковороду, положенную на кол но матери *316. Свекровь кидает невесте под ноги сковороду *317. Употребляется сковорода и при скотьем обереге. Выгоняя первый раз скот, кладут в воротах запертый замок без ключа и наверх сковороду, покрывают навозом, и через это хозяин выгоняет скот *318. Что касается прикрывания человека сковородою, то на это сохранились лишь косвенные указания. В одной сказке у Афанасьева рассказывается, как герой, ночевавший три ночи над умершей и встававшей по ночам ведьмой, в последнюю, самую страшную ночь пасался от ведьмы, прикрываясь именно сковородой *319. На мой взгляд, в сказке отразилась верная бытовая черта. Любопытно, что иногда в сказках сковородою защищается от змеиного зуба лиса. Употребление магических средств животными хорошо известно по Рейнике-Лису".
Таким образом, вполне возможно в подобных обрядах искать источник формулы тына. Присущий русским заговорам неудержимый полет фантазии, отразившийся в приеме "симпатической гиперболы", развернулся в этом мотиве во всю ширь. Читая заговор от колдунов, оворят: "упыраюсь на медный ток огораживаюсь железным тыном от земли до неба..." *320. Дно сковороды - ток, края - тын. Когда обряд был забыт, из этого реального образа вырос целый ряд фантастичных картин. Но разбор их требует специальной работы, зде ь же меня интересует лишь возможность определения источника мотива. С мотивом "железного тына" тесно переплелся мотив "чудесного одевания". Читающий заговор не только окружает себя тыном, но еще одевается небом, покрывается облаками, подпоясывается ясными зорями, обсаживается частыми звездами и т. д. Что это значит? идеть и здесь указание на какое-нибудь забытое действие было бы натяжкой, для которой ни в заговорах, ни в обрядах нет ни малейших данных. Для мифологов, конечно, тут нет никакого затруднения; даже напротив: здесь-то им и развернуться. Чудесное одева ие, напр., Афанасьеву говорит о том, что человек, читавший заговор, отдавал себя под защиту высших сил *321. Зелинский разделяет это мнение *322. Принимает его и Потебня *323. Мансикка с своей точки зрения отыскивает и в этом мотиве христианскую симв лику. Указывая на то, что среди спасительных одеяний встречается иногда белая риза и пояс Богородицы, которым в апокрифах и легендах приписывается целебная сила, он старается доказать, что мы имеем дело с символами Богородицы, и приводит следующую ци ату: "Одеяйся небом, покрывайся облаки, препоясайся поясом и силою Пречистыя Богородицы [и святыми ангелы]". Из этого уже, по его мнению, ясно, что иногда вместо пояся могла появиться и сама утренняя звезда, т. е. Богородица. Могла явиться следующая ормула: "Покрываюсь я чистыми звездами, окружаюсь святым образом, о Господи, светлое солнышко, Матерь Божия, покрой и защити меня твоим покровом от всякого врага" *324. Солнце же символ Иисуса Христа *325. Трудно согласиться с такими толкованиями. Мне кажется, что одно сопоставление различных вариантов мотива может само указать источник, из какого он родился. В одном заговоре у Виноградова читаем: "Одеяйся светом, яко ризою; пропиняй небо, яко кожу, по рываяй облаки, перепоясай поясом Пречистыя Богородицы, свяжи уста..." *326. В другом: "Заклинаю тя одевающимся светом, яко ризою, единым, имеющим бессмертие..." *327 (по контексту - Христом). В третьем: "Заклинаю вас, бесов, одевающимся светом, яко р зою" *328. Далее: "одеяся светом, яко ризою, покрываюся облаком..." *329. "Одеяйся небом, покрывайся облаком, препоясайся поясом и силою Пречистыя Богородицы..."330. "Одеваюсь светом, опояшусь светлою ризою, покроюсь облаком..." *331. ..."Прикрыхся н бесы, преодеяхся облаки и защитихся честным крестом..." *332. ..."Сам Господь Иисус Христос обвертит в облака меня, р. б. и. р., покроет красным солнцем , подпояшет зарею утреннею, подтычет частыми звездами..." *333. "Надену утренний белый свет и зас егаюсь утренними мелко-частыми звездами..." *334. И так далее. Вариации бесчисленны. Но кажется несомненным, что колыбель их в псалме Давида 103: "Одеяйся светом, яко ризою, простираяй небо, яко кожу: покрываяй водами превыспренняя своя, полагаяй обл ки на восхождение свое..." всякий знакомый с заговорами знает, какое большое влияние оказала на них церковная литература. Не говоря уже о том, что целые заговоры слагались прямо под ее влиянием, масса отдельных церковных изречений рассеялась по загов рам, вкропившись в них. Раз попавши в заговор, в уста народа, они уже подвергались там всевозможным переработкам. Возьмем, для примера, хотя бы следующую фразу: "Христос воскресе и разбилися уси ураги яго, ненавидзящих яго сажаець их у дым, счахнуць т лица, як воск от огня" *335. Не подлежит сомнению, из чего развилась эта фраза. - Как видим, мотив "чудесного одевания" занимает совершенно особое место в ряду других разобранных мотивов. В то время, как те происходят от симпатических обрядов, этот имеет книжный источник. В то время, как те являются основами разрабатывающих их заговоров, этот только эпизодически вводится в заговоры. Впервые появился он, как кажется, в заклинании св. Киприана и оттуда уже, в искаженном виде, проник в другие заго оры. В заклинание же первоначально была введена целая фраза из псалма, и относилась она не к читающему заговор, а к Господу. На Западе очень редки заговоры, которые можно было бы поставить хотя бы в отдаленную параллель с разбираемым мотивом. Вот известные мне редакции. ...Der Himmel ist mein Gut, Die Erden sind (?) meine Schuh'... *336. ...Der Erdboden ist mein Schuh, Der Himmel ist mein Hut... *337.