"Дощику, дощику, зварю тобе борщику, в новенькому горщику, поставлю на дубочку: дубочок схитнувся, а дощик хлынувся цебром, ведром, дойничкою, над нашою пашничкою" *5!
Смысл обряда здесь вполне ясен. Но с течением времени он затемняется в сознании народа. Во время дождя уже говорят: "Дощику, дощику, зварю тобе борщику, в маленькому горщику: тоби борш, мене каша" *6! Наконец, и самая присказка начинает употребляться не для вызывания дождя, а для его отвращения: "Дощику, дощику, зварю тобе борщику, в зеленому горщику, только не йди" *7! "Не йди, дощику, дам те борщику, поставлю на дубонце, прилетять тры голубоньци, та возьмуть тя на крылонька, занесуть тя в чужиноньку" *8!
Все подобные заговоры-присказки представляют собою, очевидно, обломки заклинательной песни, сопровождавшей некогда обряд-чары на вызывание дождя. Трудно даже представить себе, что, когда теперь мы слышим детскую присказку - "Дожжик, дожжик, пуще! Дад м тебе гущи!" *9, то мы слышим отдаленное эхо древнего заклинания, имевшего еще в доисторические времена громадное значение. В славянском житии св. Константина Философа рассказывается о жителях Фулл (в Крыму), что они поклонялись дубу и совершали тре ы под ним. На обличения Константина они отвечали: "мы сего несмы начали от ныня творити, нъ от отец есмы прияли, и от того обретаем вся за прошения наша, дъждь наипаче и иная многая и како сие мы сътворим, его же несть дерзнул никтоже от нас сътворит ? аще бо дерзнет кто се створити, тогда же съмрьть оузрить, и не имамы к тому дъжда видети до кончины" *10. Думаю, что жители Фулл почитали дуб, , у которого их предки совершали традиционное заклинание дождя. Возможно, что и самые требы под дубом про зошли из возлияний, изображавших дождь. С утратой понимание первичного смысла обряда, он обратился в жертву, т. е. в обряде произошло то же, что мы выше видели в заклинании. Были песни-заклинания на попутный ветер *11. Сумцов сообщает песню-заклинание от ведьм, которую накануне Иванова и Петрова дня девушки поют, взобравшись на крышу бани *12. К этой песне примыкают некоторые малорусские купальские песни в цит. выше сбор ике Мошинской *13. Того же характера песни, поющиеся при опахивании сел и при некоторых других обрядах. Но мы их сейчас оставим, а вернемся к ним после, когда рассмотрим синкретические чарования диких, потому что для определения того, какая роль в ни выпадает на долю песни, необходимо определить магическое значение самого обряда.
Пока же отметим некоторые виды чар, где значительная роль выпадает на долю ритма. У мазуров есть чары pospiewanie, т. е. пение известных песен на чью-нибудь погибель. У е само название показывает на характер чар. Pospiewanie иногда состоит из пения 94-го псалма; но, очевидно, псалом занял здесь место более ранней песни-заклинания. Обычай pospiewania распространен главным образом в сильно онемеченных местах. У немцев этот прием называется todsingen *14. В русских заговорах иногда встречаются намеки, что некогда заговоры пелись. И это, может быть, влияние западного pospiewania. В цитированном выше белорусском заговоре от вогнику есть такое место: "Потуль ты тут бы , покуль я цябе заспев. Я цябе заспеваю и выбиваю и высякаю, и от раба божаго выгоняю..." *15. Поляки знают и другой похожий на pospiewanie вид чар. Это - odegranie. Оно совершается в костеле над рубахой больного. органист расстилает рубаху и играет литанию. После такого odegrania больной или тотчас выздоровеет, или умрет *16. В Пиемонте варят рубаху больного в котле. Когда вода закипит, женщины и мужчины, вооруженные палками, пляшут вокруг котла, распевая формулы заклинаний *17. - Таковы редкие случаи сохранившихся в Европе чар пением и музыкой. Но раньше за этими факторами признавалось д йствие более могучее. О нем свидетельствуют памятники народной поэзии. В Калевале Вейнемейнен и другие герои поют свои заклинания, иногда сопровождая пение игрой на гуслях. Но они знают и такие заклинания, которые надо говорить, а не петь. Во время с стязания в чародействе с мужем Лоухи, Лемминкайнен "начал говорить вещие слова и упражняться в песнопении" *18. У нас известны "наигрыши" Добрыни; у немцев - волшебная скрипка. Греки знали чарующее пение сирен. Орфей магической силой своей музыки укр щал диких зверей, подымал камни, деревья, реки. Но нигде все-таки в Европе мы не находим чистых ритмических чар. Что такие формулы существовали и существуют, мы видим на индийских заклинателях змей. Змеи заклинаются чистым ритмом: либо ритмом музыки, либо ритмом движений. Такие чары могут применяться и к лечению болезней. По Теофрасту, подагру лечили, играя на флейте над больным членом *19. В этих случаях мы видим магическую силу ритма вполне свободную от примеси других элементов. И, что всего ин ереснее, как раз в своем чистом виде ритм, как средство гипнотического воздействия, находит признание в науке. Это обстоятельство опять-таки показывает откуда слово могло отчасти черпать репутацию магической силы. В синкретических чарах слово тесно с язано с ритмом. А ритм обладает не только мнимой, но и действительной силой чарования. Относительно существования в Европе веры в магическую силу ритма движений есть, впрочем, скудные указания. В Риме во время одной эпидемии были приглашены этрусские жрецы, которые и исполнили магический танец. Вутке говорит о поверии, что танец вокруг костра под Иванов день гарантирует от боли в пояснице *20. Вспомним купальские пляски. У него же сообщается о танцах девушек вокруг колодцев с просьбой дать воды. Танцы вокруг колодца не что иное, как заклинание дождя.
У Фрэзера сообщается аналогичный обряд заклинания дождя: танцуют вокруг сосуда с водой *21. Выше нам встречалась пляска вокруг котла, в котором варится рубаха больного. Опахивание сел от коровьей смерти также сопровождается иногда пляской *22, но ообще этот элемент здесь на считается необходимым. Не может не кинуться в глаза, что по мере того, как чары являются более синкретическими, расширяется число лиц, принимающих в них участие. Это наблюдается уже в том случае, если чары сопровождаются п нием; но еще заметнее, когда выступает на сцену танец и коллективный обряд. Все эти симптомы указывают на то, что когда-то чары были делом не только отдельных лиц, а имели общественное значение.
Отметим еще один элемент чар - драматический. Рассматривая параллелистические заговоры, мы видели, что изобразительный элемент сопровождающих их обрядов играет важную роль. По мере восхождения к большему синкретизму, и драматический элемент будет возрастать, требуя большего количества участников чар. В на их лечебных чарах большею частью при драматическом исполнении участвует одно лицо (напр., загрызание грыжи). Часто два, иногда три. По сообщению Н. Г. Козырева, в Островском уезде, в "засекании спировиц" участвуют три знахаря, разыгрывая при этом мал нькую сценку *23. При заклинании неплодного фруктового дерева, "накануне Р. Х. у Малороссиян кто-нибудь из мущин берет топор и зовет кого-либо с собою в сад. Там, тот, кто вышел без топора, садится за дерево, не приносящее плода, а вышедший с топором показывает вид, будто хочет рубить дерево, и слегка опустит топор (цюкне): "Не рубай мене: буду вже родити! (говорит сидящий за деревом, вместо дерева). "Ни зрубаю: чомусь не родила? (говорит рубящий и снова опустит топор на дерево). - "Не рубай: буд вже родити" (снова упрашивает сидящий за деревом). - "Ни, зрубаю таки: чомусь не родила" (и третий раз ударит топором). "Бойся Бога, не рубай: буду родити лучче за всех" (ответ из-за дерева). "Гляди ж!" произносит тот и удаляется" *24. В других случаях бывает и большее количество участников, действует, напр., целая семья. "Накануне Нового Года, на, так называемый, богатый, или щедрый вечер, хозяйка ставит на стол все съестное, засветит свечу перед образами, накурит ладаном и просит мужа исполн ть закон. Муж садится в красном углу (на покутьте), в самом почетном месте; перед ним куча пирогов. Зовут детей; они входят, молятся и спрашивают: "Де ж наш батько?" не видя будто бы его за пирогами. - "Хыба вы мене не бачите?" спрашивает отец. "Не бачимо, тату!" - Дай же, Боже, щоб и на той рок не бачили"... *25! Это чары но урожай. Христианский элемент, конечно, только нарост. Выше (стр. 145) я описывал сцену - изображение похорон и воскресения. У Фрэзера описывается лечение больного следующи образом. Человек болен потому, что его покинула душа, следовательно, ее надо возвратить к хозяину. Вот как она возвращается. Около больного собираются родственники, и приходит жрец. Жрец читает заклинания, в которых описываются адские муки души, пок нувшей самовольно тело, стараясь таким образом запугать ее и заставить вернуться. Потом он спрашивает: "Пришла?" Присутствующие отвечают: "Да, пришла!" После этой церемонии больной должен выздороветь *26. Так расширяется драматический элемент в чарах. Вместо простых изобразительных действий нашего знахаря появляются целые сценки, исполняющиеся несколькими лицами; а у диких народов в них участвуют уже не только целые селения, но даже племена. У нас сох анились остатки таких массовых чарований хотя бы в виде опахивания сел. А если справедлива теория Фрэзера и положения Аничкова, то пережитком подобных же чар являются и некоторые сохранившиеся обряды, теперь обратившиеся в простые забавы. Перехожу к массовым чарам диких. Значительный материал по этому вопросу находится у Ревиля в цитированной выше книге. Танцы у диких играют громадную общественную роль. Ни одно крупное событие в жизни племени не обходится без общественных танцев. Соби аются ли воевать - предварительно устраивают танец, чтобы обеспечить победу над врагом. Готовятся ли к охоте - танцуют, чтобы охота была удачна. Ушли бизоны из окрестной местности, надо их вернуть - опять танец, и т. д. Словом, что бы племя ни начало оно прибегает к магическому танцу для обеспечения успеха предприятия. Характерной чертой всех подобных танцев является то, что все они мимические. Они драматизируют, представляют то самое, что участники их желают видеть осуществленным на самом деле. Так, прежде чем идти на войну, американские краснокожие исполняют танец, в котором изображается хороший захват добычи *27. Вот эта-то драматическая, изобразительная сторона танца и ставит его на одну линию с теми чарами, какие мы рассматривали выше. едь совершенно так же, желая обеспечить урожай, представляют, что хозяина не видно за горой хлеба. Желая ослепить врага, прокалывают глаза жабе. Уже Ревиль заметил это сходство танцев диких с простыми чарами. Он называет их квази-теургическим средств м и говорит, что они держатся на той наивной идее, матери всех суеверий и колдовства, что, изображая желанное явление, как будто бы заставляют судьбу следовать тем же самым путем *28. Опишем теперь несколько таких магических танцев. Nootkas имеют "та ец тюленей", который исполняется перед отправлением на охоту за этими животными. Участники танца входят голыми в море, несмотря на жестокий холод; потом выходят из него, волочась по песку на локтях, производя жалобный крик, подражая до иллюзии похоже тюленям. Они проникают в хижины, все в том же положении, оползают вокруг очага, после чего вскакивают на ноги и танцуют, как бешеные. Этот танец изображает прибытие тюленей, которых надеются получить и маслянистое мясо которых будут есть *29. У Mandans каждый член племени должен иметь в своей хижине высушенную пустую голову бизона, но всегда с сохранившейся на ней кожей и рогами, для того, чтобы надевать ее и, замаскированным таким образом, принимать участие в "танце бизонов", который исп лняется всякий раз, как стада диких бизонов уйдут так далеко, что не знают уже, где их встретить. В это время старики поют гимны Маниту, чтобы он вернул бизонов *30. Особенно красноречива пантомима у другого племени - Minnatarees. Шесть человек играю роль животных, великолепно имитируя их мычание. Позади них один человек делает вид, будто бы гонит их перед собой, и, по временам, приложивши руки к лицу, поет "нечто в роде молитвы", выражающей пожелание успеха в охоте *31. Так же Sioux, прежде чем отправиться на охоту за медведями, исполняют "танец медведей", точно воспроизводя движения медведя: идет ли он на задних ногах, двигается ли на четырех лапах, выпрямляется ли, чтобы лучше видеть. Остальные члены племени обращ ются в это время с песней к Маниту, прося его милости *32.