По своему внешнему проявлению смерть есть разлучение души с телом, соединенных волею Божиею и волею Божиею опять разделяемых. Смертию человек болезненно рассекается и раздирается на две части, его составляющие, и по смерти нет уже полного человека: отдельно существует душа и отдельно тело. Последнее, повергаясь во власть земных стихий, подвергается тлению и разрушению. И возвратится (тело) в землю, якоже бе, и дух возвратится к Богу, Иже даде его (Еккл. 12, 7).
По своей внутренней, таинственной стороне смерть есть конец земной, временной, жизни и начало иного, вечного жития, есть неизбежный путь, которым человек вступает в будущую жизнь. Поэтому первенствующие христиане называли обыкновенно день кончины верующего днем рождения его для вечной жизни со Христом.
5. Противоестественность смерти
Нет ничего достовернее и неизбежнее смерти. Кто из людей жил — и не видел смерти (Пс. 88, 49)? Ежедневный опыт представляет нам смерть, тление и разрушение. Миллионы людей до нас отдали неизбежную дань смерти, и на наших глазах смерть похищает неумолимо и безвозвратно свои жертвы. В свою очередь и —
И, несмотря на то, нет ничего для человека ужаснее и ненавистнее смерти. Почему же это? Отчего человек так отвращается смерти? Если бы смерть была естественным, нормальным явлением, в таком случае — она не возбуждала бы в нас такого ужаса и отвращения, мы не считали бы ее таким великим злом, таким страшным бичом, не видели бы в ней самого непримиримого нашего врага. Но дело в том, что смерть есть противоречие нашей бессмертной природе.
«Напрасно, — замечает известный французский ученый, Эрнест Навиль, — нам говорят о листьях, что они желтеют и падают; о временах года, что они имеют каждое свою чреду и конец; тщетно усиливаются убедить нас — смотреть на смерть как на естественное отправление жизни и примирить нас с фактом смерти теми или другими аналогиями (сравнениями), почерпнутыми из жизни природы: наша душа страшится и отвращается смерти, как смерти, в каком бы виде она ни являлась ей»28. С одной стороны — болезненность смерти, а с другой — тот непреодолимый страх и ужас, который проникает все существо человеческое при ее приближении — непререкаемо свидетельствуют о том, что телесная смерть не есть естественное, мирное разлучение души с телом, а представляет собою разрыв, насильственный и неестественный.
Древние еретики-пелагиане учили, что только духовная смерть есть наказание за грех, а смерть телесная есть естественное устроение. Опровергая эту мысль еретиков, блаженный Августин, между прочим, обращает внимание и на ужасающую силу смерти. «Если смерть, — говорит он, — отторгающая душу от тела, не есть смерть карательная, то почему же природа наша боится ее? Что за причина, что и дитя, едва только выйдет из младенчества, уже трепещет при виде смерти? Почему мы не смотрим на смерть так же спокойно, как на сон? Почему считаем великими людьми тех, которые не боятся смерти, и почему такие люди столь редки? Почему и тот, который, как сам говорит, желает разрешиться и быть со Христом (ср.: Флп. 1, 23), не хочет, однако, раздеться, но приодеться, чтобы смертное поглощено было жизнию (ср.: 2 Кор. 5, 4). И не сказано ли было Петру о его славной кончине: ин тя пояшет и ведет, аможе не хощеши (Ин. 21, 18). Если душа по самому естеству не хочет отторгнуться от тела, то, значит, смерть есть наказание, хотя милость Божия и обращает ее во благо». Он же (Августин) приводит слова Златоустого из беседы на воскрешение Лазаря: «Плакал Христос над Лазарем о том, что диавол сделал смертными тех, которые могли бы быть бессмертными».
Страх и томление свойственны каждому человеку при его кончине. Это и должно быть так: смерть есть казнь. Хотя эта казнь и смягчается иногда для праведников, но все-таки казнь остается казнью. Сам Богочеловек, приготовляясь к принятию вольной смерти, для спасения рода человеческого, был в подвиге, скорбел и тужил; капли пота Его падали на землю каплями крови. Прискорбна есть душа Моя до смерти, — сказал Он апостолам, уснувшим от печали и не чувствовавшим приближавшейся напасти. — Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты, — так молился Он Отцу (Мф. 26, 38, 39). Предсмертный страх ощущала Пресвятая Дева Богоматерь пред Своим блаженным Успением, хотя Ей предвозвещены были Архангелом Гавриилом Ее переселение в горние обители и слава, ожидающая Ее там, хотя Дух Святой, обильно обитавший в Ней, увлекал все помышления Ее и все желания Ее на небо.