Отсюда ясно, что невозможно видеть искажение нравственности в признании будущих наград и наказаний. Это было бы справедливо, если бы эти награды представлялись в виде земных благ, потому что это значило бы превратить безусловный закон в средство для достижения частных целей. Но когда удовлетворение должно состоять в созерцании торжества того закона, который мы призваны исполнять и в общении с тем бесконечным нравственным миром, которого этот закон делает нас членами, то есть в созерцании Вечной Истины и Вечного Добра, — то надежда на подобное удовлетворение составляет безусловное право всякого разумно-свободного существа, призванного исполнять безусловный нравственный закон. Без этого самое исполнение закона становится вопиющим противоречием.
С другой стороны, тот же нравственный закон, который, предписывая безусловно, обещает исполнителю справедливое воздаяние, раскрывает нам, почему в настоящей жизни добродетель не только не может, но и не должна получить ожидающей ее награды. Если бы добродетель сама собою вела к полному удовлетворению человека, то не было бы заслуги, не было бы и вины. Для свободного существа награда составляет не естественное, а нравственное последствие его действий: она должна быть заслужена, а для этого требуется испытание. Последнее служит не только пробным камнем добродетели, но и средством возвести ее на высшую ступень. Нравственная сила свободного лица изощряется испытанием, а нравственное его понимание становится глубже. Каково должно быть испытание и когда получится награда, это, разумеется, остается неизвестным человеку, которого знание частных отношений ограничивается мгновением, отведенным ему для земного бытия. Это ведает только Тот, Кому открыта глубина человеческого сердца и Кто окидывает взором всю вечность, для которой предназначен человек.
Неправедный пусть еще делает неправду, нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святой да освящается еще. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам Его (Откр. 22, 11, 12).
Оптимизм и пессимизм
В своем взгляде на мир и жизнь люди искони проявляли резкую противоположность. Между тем как одни — натуры благодушные — находят в мире все прекрасным и наслаждаются всеми благами жизни с восторгом и упоением, прославляя и благодаря Виновника мира, — другие, напротив того, постоянно мучатся и страдают, редко чем бывают довольны, находя мир исполненным всяких несовершенств, зол и бедствий, от которых люди никогда не освободятся.
Какой из этих двух взглядов правильнее и разумнее? Пусть сами представители того и другого выступят на сцену и помогут нам разрешить этот вопрос.
Оптимист — представитель светлого взгляда на мир — упрекает пессимиста в том, что он унижает Божественное мироправление, не имеет веры в благого Творца и Промыслителя, не замечает того обилия счастья, которое достается в здешней жизни в удел всем без различия; говорит далее, что в самом несчастии человек никогда не бывает лишен надежды на лучшее, что вообще нормальное и постоянное настроение человека — счастливое и довольное. Несчастия так же редки, как и грозы в природе, представляя собою благодетельный процесс очищения и обновления; притом же они не необходимы и не всеобщи. Сохранение жизни сопряжено с удовольствиями и размножение рода человеческого сопровождается величайшим благом — любовью. Даже в смешанных чувствованиях — сострадании, грусти, печали, — преобладает элемент удовольствия.
Пессимист — представитель мрачного взгляда на мир, — становясь прямо на моральную точку зрения, относится презрительно к оптимистическому благодушию, которое довольно всем потому, что незнакомо с высшими и истинными обязанностями и благами человеческими. Так называемая добродетель людская — для него не что иное, как жалкий эгоизм, блестящий порок, обращающийся в ничто при строгом сознании долга, точно так же, как тает снег при появлении солнца. Сохранение жизни — непрерывное мучение, потому что гонимые постоянно от одной потребности к другой люди никогда не находят себе удовлетворения. Любовь — мечта, благородная иллюзия, неизбежно влекущая за собою раскаяние и разочарование; брак — гнетущие нас оковы, дети — мучение и тяжелая обуза для нас и мы — виновники зла для них, произведши их на этот несчастный свет. Зло — везде и во всем; нигде мы не находим действительно прекрасного, доброго, истинного. Мировая скорбь — вот истинное ощущение, необходимо сопровождающее нас во всю жизнь и лишь изредка прерываемое краткими иллюзиями счастия, после которых мы делаемся тем более несчастными. «Блаженны те, которые не ждут ничего хорошего от жизни, ибо они не будут обмануты», — вот заповедь блаженства пессимизма!