В самом деле, если жизнь моя есть не более, как
если она — один только миг, если я не сегодня-завтра должен обратиться в нуль, точно так же, как и все прочие люди — мои собратья, — то какая же может быть разумная цель, какое необходимое назначение мое на земле? Я — только случайный гость, безучастный зритель, неизвестно кем и для чего помещенный на одной из бесчисленного множества планет во Вселенной, не связанный никакими обязательствами, никакою ответственностью, не видящий и не знающий для себя впереди никакой цели...
С какою сокрушительною, убийственною силою действует на человека мысль о смерти при отсутствии веры в бессмертие, — характеристический пример этого представляет нам знаменитый критик наш Белинский74. Приведем несколько отрывков из его писем по поводу смерти друга его Станкевича75. Вот что он писал к Боткину76: «Станкевич умер! Боже мой! Кто ждал этого? Не был ли, напротив, каждый из нас убежден в невозможности такой развязки столь богатой, столь чудной жизни? Да, каждому из нас казалось невозможным, чтоб смерть осмелилась подойти безвременно к такой божественной личности и обратить ее в ничтожество. В ничтожество, Боткин! Увы! Ни вера, ни знание, ни жизнь, ни талант, ни гений не бессмертны! Бессмертна одна смерть: ее колоссальный и победоносный образ гордо возвышается на престоле из костей человеческих и смеется над надеждами, любовью, стремлениями...» и далее, в том же письме: «Мысль о тщете жизни убила во мне даже самое страдание. Я не понимаю, к чему все это и зачем: ведь все умрем и сгнием, — для чего ж любить, верить, надеяться, страдать, стремиться, страшиться? Умирают люди, умирают народы, — умрет и планета наша, — Шекспир и Гоголь будут ничто...» Почти то же самое писал Белинский Ефремову77: «Мысль о том, что все живет одно мгновение... эта мысль превратила для меня жизнь в мертвую пустыню, в безотрадное царство страдания и смерти. Смерть! — вот, истинный Бог мира... Зачем родился, зачем жил Станкевич? Что осталось от его жизни, что дала ему она?»78
Так мыслил и чувствовал в свое время Белинский. В наше время идут в этом отношении далее: от теоретического отрицания бессмертия переходят к практическому отрицанию его, выражающемуся в самоубийстве. Вспомним Левина, героя романа графа Л. Н. Толстого «Анна Каренина». Размышляя о сильно, безотвязно занявшем его вопросе о последней судьбе человека, он ясно увидел, что, если не признавать бессмертия, то «для всякого человека и для него впереди ничего не было, кроме страдания, смерти и вечного забвения; и он решил, что так нельзя жить, что надо или объяснить свою жизнь так, чтобы она не представлялась злой насмешкой какого-то дьявола, или застрелиться»79. И только совершившийся в нем вскоре процесс внутреннего перерождения из неверующего в верующего — спасает его от петли или пули. Действительно, «самоубийство, при потере идеи о бессмертии, становится совершенною и неизбежною даже необходимостью для всякого человека, чуть-чуть поднявшегося в своем развитии над скотами; потому что без веры в свою душу и в ее бессмертие бытие человека неестественно, немыслимо и невыносимо»80.
73
Строка из стихотворения А. С. Пушкина «26 мая 1828» («Дар напрасный, дар случайный,/ Жизнь, зачем ты мне дана?»), на которое святитель Московский Филарет (Дроздов) откликнулся своими стихотворными строками «Не напрасный, не случайный...»
74
Белинский В. Г. (1810-1848) — знаменитый литературный критик, автор критических статей о творчестве А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя и др.
75
Станкевич Н. В. (1813-1840) — русский писатель, поэт, публицист и мыслитель, организатор и глава кружка, занимавшегося учением немецкой философии.
76
Боткин С. П. (1832-1889) — русский врач-терапевт и общественный деятель, входил в кружок Н. Станкевича.
77
Ефремов А. П. — кандидат словесных наук, входил в кружок Н. Станкевича и был его наиболее близким другом; состоял в переписке с В. Белинским.