Вывод необходимости самоубийства составляет для многих как бы последнее слово новейшей науки, которая приравнивает человека к обезьяне и сулит ему в будущем один конец с нею — абсолютное (полнейшее) ничтожество, — той науки, которая устами Гартмана81, творца «философии бессознательного», проповедует новую религию будущего, у последователей которой все прошения будущего «Отче наш» должны будут слиться в одно прошение: «избави нас от бытия!»
На наших глазах — число случаев самоубийства возросло в такой значительной степени, что это печальное явление сделалось по справедливости знамением нашего времени. Характеристично при этом то, что почти общим мотивом (основанием), приводящим к самоубийству, слышится одно: «жизнь надоела, — не стоит жить»; нет сомнения, что это явление имеет связь и соотношение с общим духом и направлением нашего времени — времени пантеистически-пессимистической философии Шопенгауэра82 и Гартмана. По учению этой философии, бытие хуже и ниже небытия; вся и всякая индивидуальная жизнь есть зло и бедствие; источник всех бедствий жизни заключается необходимо в самой жизни. Поэтому конечною целью жизни и деятельности всякого человека должно быть уничтожение самой основы всякой жизни. Мораль, вытекающая из этого учения, проста и немногосложна: это — призыв к самоубийству в той или другой форме.
Мы не хотим, конечно, сказать того, что все самоубийства происходили вследствие сознательного усвоения этого пессимистического учения, этого новобуддизма в мире христианском. Но дело в том, что основной тон этого безотрадного учения гармонирует с направлением нашего времени и служит выражением его. Развитие роскоши, жажда удовольствий, усиленная погоня за исключительно практическими интересами — вот явления, характеризующие общественные нравы нашего времени. Поэзия и все идеальное — не во вкусах нашего реалистического времени. Современный человек, как истинный сын практического, положительного века, ищет, обыкновенно, везде и во всем под разными видами «хлеба», то есть материальных благ и наслаждений. Отсюда совершенное равнодушие к высшим целям жизни, ко всему тому, что придает настоящую цену и смысл жизни, что питает и поддерживает ее, и, в конце концов — равнодушие к самой жизни, к этому бесцветному и бесцельному существованию. И вот — «больной сын больного века»83, разочаровавшийся в жизни, накладывает на себя руки, оставляя нам, в назидание, свою горькую исповедь: «жизнь надоела, — не стоит жить».
Мне, пожалуй, укажут, что в наш век убивают себя люди и никогда не занимавшиеся никакими высшими вопросами; тем не менее, убивают себя загадочно, без всякой видимой причины. Мы, действительно, видим очень много (а обилие это опять-таки — своего рода загадка) самоубийств странных и загадочных, сделанных вовсе не по нужде, не по обиде, без всяких видимых к тому причин, вовсе не вследствие материальных недостатков, оскорбленной любви, ревности, болезни, ипохондрии или сумасшествия, а так, Бог знает из-за чего совершившихся. Такие случаи в наш век составляют большой соблазн, и так как совершенно невозможно в них отрицать эпидемию, то обращаются для многих в самый беспокойный вопрос.
Все эти самоубийства я, конечно, объяснять не возьмусь, да и, разумеется, не могу, но зато я несомненно убежден, что в большинстве, в целом, прямо или косвенно, эти самоубийцы покончили с собой из-за одной и той же духовной болезни — от отсутствия высшей идеи существования в душе их. В этом смысле наш индифферентизм84, как современная русская болезнь, заел все души. Право, у нас теперь иной даже молится и в церковь ходит, а в бессмертие души не верит, то есть не то что не верит, а просто об этом совсем никогда не думает. А, между тем, лишь из этой одной веры выходит весь высший смысл и значение жизни, выходит желание и охота жить. О, повторяю, есть много охотников жить без всяких идей и без всякого высшего смысла жизни, жить просто животною жизнью, в смысле низшего типа; но есть, и даже слишком уж многие, и — что всего любопытнее — с виду, может быть, и чрезвычайно грубые и порочные натуры, а, между тем, природа их, может быть, им самим неведомо, давно уже тоскует по высшим целям и значению жизни. Эти уж не успокоятся на любви к еде, на любви к кулебякам, к красивым рысакам, к разврату, к чинам, к чиновной власти, к поклонению подчиненных, к швейцарам у дверей домов их. Этакий застрелится, именно, с виду ни из чего, а, между тем — непременно от тоски, хотя и бессознательной, по высшему смыслу жизни, не найденному им нигде. О, глядя на многих из этаких, разумеется, трудно поверить, что они покончили с собою из-за «тоски по высшим целям жизни».
81
Гартман, Эдуард (1842-1906) — немецкий философ, один из представителей идейного пессимизма и иррационализма 2-й пол. XIX в., автор труда «Философия бессознательного».
82
Шопенгауэр, Артур (1788-1860) — выдающийся немецкий философ-иррационалист, называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвание «философа-пессимиста».
83
См.: Стихотворение Н. А. Некрасова «Поэт и гражданин» («Какую подать с жизни взял ты — сын больной больного века?..»).
84
Индифферентизм — равнодушие и безразличие к чему-либо, имеет принципиальное значение в области высших вопросов жизни и знания — индифферентизм религиозный и философский.