«Да они ни о каких целях совсем и не думали, ни об чем таком не говорили, а только делали пакости» — вот всеобщий голос! Но пусть не заботились и делали пакости: высшая точка эта — знаете ли вы твердо, какими сложными путями, в жизни общества, передается иной душе и заражает ее? Идеи летают в воздухе, но непременно по законам; идеи живут и распространяются по законам, слишком трудно для нас уловимым; идеи заразительны, и знаете ли вы, что в общем настроении жизни иная идея, иная забота или тоска, доступная лишь высокообразованному и развитому уму, может вдруг передаться почти малограмотному существу, грубому и ни о чем никогда не заботившемуся, и вдруг заразить его душу своим влиянием?
Укажут мне, пожалуй, опять, что в наш век умерщвляют себя даже дети или такая юная молодежь, которая и не испытала еще жизни. А у меня, именно, есть таинственное убеждение, что молодежь-то наша и страдает и тоскует у нас от отсутствия высших целей жизни. В семьях наших о высших целях жизни почти и не упоминается, а об идее бессмертия не только уж вовсе не думают, но даже слишком нередко относятся к ней сатирически — и это при детях, с самого их детства, да еще, пожалуй, с нарочным назиданием... Наше юное поколение обречено само отыскивать себе идеалы и высший смысл жизни. Наша молодежь так поставлена, что решительно нигде не находит никаких указаний на высший смысл жизни. От наших умных людей и вообще от руководителей своих она может заимствовать в наше время, повторяю это, скорее лишь взгляд сатирический, но уж ничего положительного: то есть во что верить, что уважать, обожать, к чему стремиться, — и все это так нужно, так необходимо молодежи, всего этого она жаждет и жаждала всегда, во все века и везде! А если бы и смогли и в силах еще были ей передать что-нибудь из правильных указаний в семье или в школе, то опять-таки и в семье и в школе (конечно, не без некоторых исключений) слишком уже стали к этому индифферентны за множеством иных, более практических и современно-интересных задач и целей»85.
Но тут может случиться еще и другая, противоположная крайность: теряя веру в бессмертие, человек должен или отчаяться в жизни, не видеть в ней никакого смысла и потому отказаться жить, или же, если уж жить, то жить одною низменною, животною жизнью, держась эпикурейского правила: Станем есть и пить, ибо завтра умрем! (1 Кор. 15, 32). А к чему приводит последование этому правилу? «Сие правило (приведем слова одного из знаменитых наших проповедников), которое апостол, от лица не знающих или не хотящих знать воскресения мертвых, приводит в поругание им, которое очень годилось бы для нравственной философии бессловесных, если бы они имели преимущество философствовать, — в самом деле, составило бы и у людей всю мудрость, всю нравственность, все законы, если бы удалить от них мысль о будущей жизни. Тогда — не прогневайся, ближний и брат, если и ты сделаешься пищею людей, которые любят ясти и пити; ибо если не стоит труда благоучреждать собственную жизнь, потому что утре умрем, то точно так же не стоит труда щадить и жизнь другого, которую завтра без остатка поглотит могила. Так забвение о будущей жизни ведет к забвению всех добродетелей и обязанностей и превращает человека в скота или зверя»86.
А вот еще слова одного оратора-демократа на Брюссельском съезде интернационалистов в 1874 году: «Кто отнимает у народа небо, тот должен дать ему землю. Вы, жалкие фарисеи-либералы, отняли у народа утешение религиозной веры и не хотите снять с него железное иго ваших железных машин: где же ваша логика? Логика всемирной истории строже, — строже вашей логики. С потерею неба народ всегда настойчиво требовал земли в полное владение. И он логически прав: если нет Бога и загробной жизни, дайте нам пожить в полное удовольствие на земле, — такова логика народа». Такова — скажем мы, со своей стороны, — неизбежная логика здравого, нормального человеческого рассуждения: без веры в свое бессмертие человек только лживыми, обольщающими софизмами может навязывать себе высшие, истинно человеческие побуждения, стремления и цели. «Отрицая в человеке человека — с душой, с правами на бессмертие, материалистический социализм проповедует какую-то правду, какую-то честность, какие-то стремления к лучшему порядку, к благородным целям, не замечая, что все это делается ненужным при том, указываемом им, случайном порядке бытия, где люди, по его словам, толпятся, как мошки в жаркую погоду в огромном столбе, сталкиваются, мятутся, плодятся, питаются, греются и исчезают в бестолковом процессе жизни, чтобы завтра дать место другому такому же столбу. Если это так, тогда не стоит работать над собою, чтобы к концу жизни стать лучше, чище, правдивее, добрее. Зачем? Для обихода на несколько десятков лет? Для этого надо запастись, как муравью, зернами на зиму, обиходным уменьем жить, такою честностью, которой синоним — ловкость, столькими зернами, чтобы хватило на жизнь, иногда очень короткую, чтобы было тепло, удобно... Какие же идеалы для муравьев?»87
86