Сам Иван Андреевич поехал туда прямо с вокзала и встретил нас дома. Несмотря на то, что он расстался с нами не более часа тому назад, у него был очень расстроенный вид и на вопрос Холмса: «Все ли в доме благополучно?» — ответил:
— Не успел приехать, как уже пристала! Вот вынь да положь ей четыре тысячи рублей. Просто хоть продавай фабрику да беги вон!
Он провел нас в гостиную, обставленную очень богато, хотя и безвкусно, и попросил присесть, распорядившись подать сюда кофе.
Разговаривая, мы рассматривали виды и альбомы с фотографиями, которыми были завалены столы в гостиной. Сам Иван Андреевич, желая угодить нам, то и дело давал пояснения.
— Вот это мой дядя, это одна знакомая барышня… — указывал он то на одну, то на другую карточку, совершенно не справляясь о том, интересно ли нам смотреть на его дядю или нет.
Позевывая, мы пялили глаза то на дядей, то на каких-то детей и дам, вынужденные из-за его объяснений смотреть дольше нужного на выцветшие или совершенно неинтересные лица и, кивая головами, мычали:
— Ага… вот как!.. Ах, это ребенок вашей тетки? — и тому подобные бессмысленные фразы.
— А это моя матушка! — проговорил Серпухов, заменяя старый альбом новым.
Холмс внимательно посмотрел на фотографию. На карточке мы увидели женщину лет пятидесяти пяти, с бесцветным лицом и добрыми глазами.
Поглядев на нее с минуту, Холмс перевернул страницу.
— А вот это — мой покойный брат Александр, — сказал Серпухов, указывая на кабинетный портрет.
Холмс пододвинулся ближе к альбому, и видно было, что он очень заинтересовался фотографией. Я тоже взглянул на нее. На карточке был изображен довольно молодой мужчина, с красивым энергичным лицом и вьющимися светлыми волосами. Его безбородое, с пушистыми усами лицо можно было бы назвать даже очень красивым, если бы не слегка прищуренные глаза, смотревшие насмешливо и зло, и тонкие губы с едва заметными злыми линиями в уголках рта.
Фотография брата Александра, видимо, сильно заинтересовала Шерлока Холмса, так как он рассматривал ее со всех сторон, повернув альбом к свету.
— Очень интересная фотография! — проговорил наконец он задумчиво.
— Да, брат был красив, — сказал Серпухов.
— И странно. — снова, словно про себя, сказал Холмс. — Странно, что с такими характерными чертами он попал в разряд святых.
— Вы находите что-нибудь особенное в его лице? — спросил Иван Андреевич.
— Д-да… нахожу, — ответил Холмс и, неожиданно перевернув страницу, переменил разговор.
Но альбом, видимо, больше не интересовал его. Кое-как досмотрев до конца, он положил его на стол и обратился к хозяину:
— Ваша матушка в настоящее время дома?
— Да, но она вышла погулять в сад. Он у нас находится во дворе, и она ежедневно гуляет в нем два раза по полтора часа.
— В таком случае не позволите ли мне взглянуть на ее комнату? — попросил Холмс.
— С удовольствием! Покорнейше прошу пожаловать.
Следуя за хозяином, мы прошли несколько комнат и, наконец, вошли в небольшую квадратную комнату, выходившую двумя окнами во двор.
Она представляла странный контраст со всей обстановкой дома и скорее походила на келью монахини, чем на спальню богатой купчихи.
У стены, противоположной двери, стояла односпальная кровать с небольшим ковриком под ножками. В углу, рядом с ней, — небольшой комод, на окнах глухие темные драпировки, шкаф, маленький столик, удобное кресло и два стула.
Но что особенно приковывало к себе внимание, так это огромный киот, занимавший не только угол, но и всю противоположную кровати стену до самой входной двери.
Весь угол был занят маленькими и средней величины иконами, а стена — одним огромным образом святого Александра Невского, писанного великолепным мастером масляными красками.
Было что-то особенное в нем, и лик святого страшно напоминал чье-то уже виденное мною изображение, но сколько я ни силился припомнить, ничего определенного не приходило мне на память.
Окинув комнату внимательным взором, от которого не скрылась бы, казалось, ни одна пылинка, Шерлок Холмс взглянул на этот образ и вдруг застыл, не спуская глаз с лика святого.
Он весь погрузился в созерцание, и, когда наконец оторвался от образа, на его лице появилась глубокая задумчивость.
— Пойдемте! — произнес он рассеянно. — Тут мне больше ничего не нужно.
Мы вышли в гостиную, и Серпухов стал нас занимать какими-то рассказами, но Холмс почти не слушал его.
Наконец он встал.
— Надеюсь, что вы исполните мою просьбу! — произнес он, обращаясь к Ивану Андреевичу.
— Ну конечно же! — воскликнул тот оживленно.
— Во-первых, — до моего разрешения не давайте матери денег, — заговорил Холмс, — но и не отказывайте ей. Скажите, что необходимая ей сумма будет выдана через несколько дней. Затем… ни слова не говорите о нашем посещении, не называйте ей наших фамилий и род занятий. Одним словом, не тревожьте старуху и не удивляйтесь, если к вам в дом придут сегодня или завтра два монаха с Афона.
— Вероятно, это будете вы? — улыбаясь, спросил Серпухов.
— Возможно, — ответил Холмс.
И, простившись с хозяином, мы покинули его квартиру.
Всю дорогу до гостиницы Холмс не проронил ни слова и, лишь когда мы вошли в номер и заперли за собой дверь, обратился ко мне:
— Что вы думаете, дорогой Ватсон, обо всей этой истории?
Я пожал плечами.
— Продолжаю думать, что старуха стала ненормальной, и вполне согласен с вами, что на нее напала мания утаивать деньги, — ответил я.
— А что вы скажете насчет большого образа святого Александра Невского?
— Прекрасная работа.
— Не напоминает ли он вам лицом кого-нибудь другого?
— Действительно, напоминает, — сказал я. — Но кого — не могу сказать!
Холмс улыбнулся, и мне показалось, что глаза его блеснули странным огоньком.
— Вы не ошиблись, дорогой Ватсон! — произнес он, вставая. — Он похож на человека, с которым мы не знакомы, но которого видели.
— А именно?
— Вспомните фотографию покойного Александра Серпухова.
Я ударил себя ладонью по лбу.
— Черт возьми, вы правы! — воскликнул я, пораженный внезапным открытием. — Только покойник не носил бороды…
— Поэтому-то сходство образа с покойником и не бросается в глаза с первого раза, и поэтому Иван Андреевич не обратил на это особого внимания. К тому же, как это ни странно, святой изображен с опущенными веками, что тоже маскирует сходство. Какая-то тайна кроется в этом образе. Первый вопрос, который невольно приходит на ум: зачем было Александру приказывать художнику изображать святого со своим лицом? Притом, если вы обратили внимание, фигура сделана как раз в натуральную величину, не больше и не меньше.
— Да, я обратил на это внимание, — ответил я. — Что же следует из этого?
— Вывод делать еще слишком рано, — ответил Холмс. — Пока мы должны ограничиться одними наблюдениями и затем сделать из них вывод. Не угодно ли сигару, Ватсон? В России они не особенно хороши, но с грехом пополам курить можно.
Около получаса мы сидели молча, попыхивая сигарами и занятый каждый своими мыслями.
— Нам пора! — произнес наконец Холмс, отрываясь от своих дум.
— Вы куда-нибудь собираетесь? — спросил я.
— Да. Нам надо во что бы то ни стало добыть два монашеских одеяния. Сегодня после обеда мы отправимся в гости к старухе Серпуховой.
Накинув пальто, мы вышли из дома на улицу и направились к новым торговым рядам, где купили черного кашемира, четки, кресты и другие принадлежности монашеского костюма.
Затем мы зашли к одному из захудалых, бедных портных, жившему на краю города в Марьиной роще, и Шерлок Холмс уговорил его за довольно высокую плату прийти к нам в номер со своей швейной машиной.
Все трое мы поехали в гостиницу и поднялись в наши смежные номера, соединявшиеся между собою открытой дверью. Не теряя ни минуты, Холмс принялся за дело.