В конце концов Джюстин свела меня с одной из моих же тётушек, и это была та самая старшая сестра, которая передала мне её (мамины) бумаги. Тётя собрала полный архив, намереваясь когда-нибудь прочесть его, но так и не смогла приняться за чтение, потому что была очень близка с мамой и тяжело переживала её смерть. Её (мамы) бумаги были в полном беспорядке, но, вне всякого сомнения, представляли собой огромный интерес ещё и потому, что её жизнь прекрасно иллюстрировала культурные сдвиги в эпоху шестидесятых и семидесятых годов. Биография её (мамины) и тех многих женщин, которые, подобно ей, так и не попали в зону интереса профессиональных историков — и очень жаль, потому что доступ к данным материалам полностью изменил мои представления о размахах маятника лондонской жизни и о том, что из этого всего вышло.
Её (мамины) бумаги, сохранившиеся у тёти, включали дневники, письма и набросок автобиографии. Я вложил их в эту обложку, постаравшись, насколько было возможно, расположить их так, как если бы она (мама) описывала события своей жизни в хронологическом порядке. Тем не менее, самая первая часть — явное и очевидное исключение из этого общего правила: события, описанные в том материале, что я расположил в самом начале, произошли спустя несколько лет после того, как она (мама) впервые приехала в Лондон; они как бы вводят обычного читателя в мир, в котором она жила. К тому же, похоже, что именно этот документ она (мама) написала первым, когда подводила итоги своей жизни. Вообще-то всё, что написано ею (мамой) о своей жизни с шестнадцати до тридцати пяти, писалось через призму восприятия женщины, которой далеко за тридцать, и она всё время переключалась с одного времени на другое, так что просто нельзя располагать её тексты в строгом хронологическом порядке, не уничтожив при этом последовательность событий, которые она описывала. Считаю необходимым ещё раз подчеркнуть крайне малую вероятность того, что порядок, в котором я расположил материалы, соответствует именно тому, в котором они были написаны; а также оговориться, что разрозненные листы, на которые она (мама) торопливо набрасывала свою автобиографию, были в полном беспорядке, когда попали в мои руки. Бумаги хранились в большом коричневом конверте, на котором её (маминым) почерком был написан адрес тёти и стоял почтовый штемпель «Лондон, 3-10,1 дек 79». Я едва редактировал эти записи, однако пришлось кое-что исключить, чтобы в тексте было поменьше повторений. Гораздо большее сожаление вызывает то, что невозможно включить сюда всё, что было написано ею (мамой) касательно её участия в торговле наркотиками и проституции, поскольку ряд известных людей, которых она упоминает, в настоящее время живы и скорее всего будут категорически против публикации материалов на эту тему. Надеюсь, в ближайшем будущем всё же появится возможность более полно обрисовать полусвет, в котором она (мама) вращалась, и множественные пересечения его с мейнстримом политики и индустрии развлечений. Я позволил себе вставить в текст две распечатки магнитофонных записей, сделанных ею (мамой) и оставленных для сохранности у тёти летом 1976 года, непосредственно перед тем, как мама выехала в США на курс лечения от рака в клинике Майо — мне эти расшифровки показались нужными в качестве связующего звена. И снова — среди голосов на пленке встречаются и голоса известных людей, которые живы и поныне; и поэтому публикация наиболее любопытных материалов, связанных с этими людьми, сейчас невозможна.
Я взял на себя смелость добавить к материалам, собранным ею (мамой), свидетельства о её жизни со стороны некоторых её друзей. Я отредактировал эти дополнительные материалы в виде единого киносценария. Когда-нибудь я, возможно, сниму по этому сценарию короткометражный фильм, чтобы лишний раз явить людям примеры катастрофической несостоятельности английской коронерской[3] системы. Наконец, я обязан заявить, что я крайне благожелательно отношусь к подавляющему большинству её (маминых) мнений, но, тем не менее, далеко не всегда сказанное ею полностью совпадает с моими собственными воззрениями. В связи с этим должен указать, что я вставил заголовки в её (мамин) незавершённый труд, разбив его на главки, причём так, чтобы подчеркнуть, в чём мои взгляды отличаются от маминых. Некоторые из этих заголовков — названия песен, которые мне особенно нравятся, что заодно указывает на мою любовь к музыке «соул». Она (мама), как и все мы, была дочерью времени, в котором жила; а наш, нынешний мир во многих отношениях изменился до неузнаваемости по сравнению с тем, который знала она — причём не так уж давно. Разумеется, я очень горжусь ею (мамой), и меня глубоко расстраивает то, как с ней обходились многие известные люди.