- Посмотрела вчера "Капитал"*, так, знаете ли, теперь вообще кушать не могу!
* Передача французского телевидения, посвященная экономическим проблемам.
Но чаще всего над пляжем разносятся окрики:
- Марина, далеко не заплывай!
Амебы скапливаются, выстраиваются изменчивой цепочкой, дугой или зигзагом. Мелкие водяные шарики, мимолетно рисующие изнанку неба и лета. Теперь вроде бы получилось насекомое, силуэт богомола, рассыпающийся, не успев сложиться окончательно, и вот уже ты видишь Большую Медведицу, а потом прозрачные, шероховатые зернышки тапиоки.
Пристроившись с изнанки век, окутываешь себя жарой, негромкими звуками, пустяковыми мыслями. В точности как в давнишнем микроскопе: мир между двумя рядами ресниц бесконечно движется, огромный и ничтожный, угасая на обратной стороне экрана. Вскоре ты откроешь глаза. Море внезапно окажется зеленым. Но ты не торопишься расстаться с серым цветом.
ПОДДАКНУТЬ ПАРИКМАХЕРУ
Сидишь мешком в кресле, утонув и словно расплывшись под просторным шелковистым пеньюаром, которым накроет тебя парикмахер. Нет, накроет он потом. А сначала, скользящим движением пальца очертив твою шею, он засовывает тебе за ворот салфетку - и ты покоряешься, загипнотизированный этим сочетанием властности и предупредительности, расслабившись от плывущих по залу флюидов фиалки и папоротника.
Когда парикмахер к тебе обращается, стоя у тебя за спиной, не очень-то вежливо следить глазами за его отражением в зеркале, и потом, его такая слежка чуть раздражает - он слова на этот счет не произнесет, только обхватит твою голову руками где-нибудь у висков и с неумолимой мягкостью выправит ее положение. Затем, после короткой паузы, возобновятся и разговор, и танец ножниц с расческой. И тогда произойдет странная вещь: не переставая болтать, ты станешь смотреть прямо в глаза собственному отражению. Нельзя сказать, что ты по-настоящему себя видишь, а тем более собой любуешься: подобное самодовольство неуместно в присутствии мастера, трудолюбивой пчелкой вьющегося у твоих ушей. Глядя на себя, о себе забываешь. Ты целиком поглощен разговором, чаще всего совершенно невинным, нравоучительным, ты то и дело поддакиваешь собеседнику, рассуждая, к примеру, о том, до чего скоро дойдет футбол, - а чего вы хотите, сейчас деньги все решают...
Но самая главная минута настает под конец. Жесты замедляются, парикмахер сдергивает с тебя нейлоновую пелеринку и встряхивает ее резким движением бесстрашного укротителя, словно щелкает бичом. Потом мягкой щеточкой счищает приставшие волоски. И вот тут-то и наступает страшный миг. Мастер приближается к столику, хватает зеркало и на мгновение показывает тебе каждую из трех картин: вид сзади, в три четверти слева, затем справа. И только сейчас ты внезапно осознаешь истинные размеры бедствия... О-о-о! Даже если это примерно то, что ты просил сделать, даже если тебе очень хотелось подстричься покороче и ты в который раз начисто забыл о том, до чего глупый вид становится у только что оболваненного человека. Но ведь теперь весь этот ужас надо одобрить, сдавленно пропищать "да-да", с болью в душе похвалить, лицемерно прикрывая глаза и покачивая головой. Иногда ты даже заставляешь себя, словно под пыткой, сказать "отлично". К тому же еще и деньги за это платишь.
СТАРУШКИ В ЗАЛЕ ИГРОВЫХ АВТОМАТОВ
Они, конечно, давно овдовели. У многих почти сиреневые, слишком круто завитые волосы, они носят бежевые или лиловые костюмы с цветочным рисунком, из рукавов выглядывают тонкие запястья без украшений. Сидя перед игровыми автоматами, они смотрят прямо перед собой застывшим и отсутствующим взглядом. Раз за разом бездумно черпают жетончики из пластмассового ведерка - забавно выглядит это ведерко, игрушка, позаимствованная из песочницы, чтобы старушки подсыпали из нее в автоматы жетончики. Вокруг полно людей помоложе, один подкладывает жетончики, другие у него за спиной комментируют, охают и ахают. Но старушки и глазом не моргнут. Словно окаменев на своих табуретах, они неутомимо смотрят на крутящиеся перед ними вишенки, сливы, груши, бананы.
И вдруг это случается: все барабаны разом останавливаются на вишенках; раздается негромкий сухой щелчок, и тут же в желобок снизу просыпается целый дождь жетончиков. Ливень долго не кончается, другие игроки начинают бросать косые взгляды, кое-кто даже игру прекращает, до того противны им эти звуки. Но старушки не собирают жетончики. Они играют по-крупному. Им торопиться некуда. На их лицах ни малейшей радости.
Страшно становится, как посмотришь на этих старушек из зала игровых автоматов. Они давным-давно забыли вкус слив или вишен. Им ничего не надо, ничего не хочется. Но они механически стремятся к деньгам. В оранжевом свете их лица кажутся мертвенно-бледными, вокруг звучат непонятные американские словечки, слишком громкая музыка, но они ничего не слышат. Когда впервые входишь в зал игровых автоматов, старушки кажутся слегка неуместными и смешными. Но очень скоро понимаешь, что это игрушечное пекло существует именно ради них, ради их нелепых побед и бесцветных поражений.
Наконец они ссыпают в ведерко жетончики, накопившиеся в желобке. Надевают пальто, ждут, пока сосчитают их несметные богатства и выплатят деньги. Последнюю купюру они усталым жестом протянут парню в смокинге. Интересно, в какую минуту сердце у них забилось хоть самую малость сильнее? Но они не желают, чтобы рядом был кто-то, с кем можно этим поделиться. Они уходят мелкими шажками вдоль сияющей огнями стены. Чудесный летний вечер; девочки постарше накидывают свитера на плечи, малыши едят мороженое. Старушки растворяются в ночи. Завтра они вернутся. Играть.
НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ БИОГРАФИЙ