В дальнейшем эту операцию я повторяла еще дважды, через каждые десять лет. Сейчас кресла снова пылятся в сарае, нуждаясь в следующем ремонте. (Подумываю, не взяться ли в очередной раз, — все равно таких легких и удобных кресел даже сейчас, когда большой выбор, не найдешь.)
Самое время процитировать стихи, преподнесенные мне Борей в один из подобных рабочих моментов, которые возникали по мере обживания дома.
Я научилась хорошо вязать (шить умела и раньше), и тогда Борис выписал мне из Америки двухфактурную вязальную машину. Надо сказать, стоило мне чем-нибудь заняться, увлечься (а мне это очень свойственно), он тотчас задумывался, чем мне помочь, и находил способ и возможность (что при нашей тогдашней бедности было совсем не просто) оснастить меня передовой техникой. Мы все были обвязаны мною на самом высоком профессиональном и художественном уровне. Это было очень актуально, особенно если учесть, что у Бори была, мягко выражаясь, нестандартная фигура. Купить одежду большого размера можно было в специальном магазине, но носить ее было нельзя — в лучшем случае, в ней можно было работать в поле или лежать под машиной.
«В деревне дешево жить, — шутил Борис, — гуси свои, утки свои, ходим в домотканом, едим доморощенное, корьем укрываемся…» — что было недалеко от истины. Правда, из «своих» у нас бывали, пожалуй, только вороны.
Вскоре нам представили наших соседей. Почему не нас, новичков, представили старожилам, как это подобает, а наоборот?
Да потому, что это было ПРЕДСТАВЛЕНИЕ — настоящий спектакль. И дала его нам наша соседка Леля — так мы стали называть Елизавету Владимировну с первых дней нашей комаровской жизни, — прирожденная актриса, как и подобает представительнице знаменитой театральной семьи. Да и внешность у нее соответствующая. Про нее очень-очень давно одна престарелая родственница, наблюдая, как та, примеряя что-то, вертится перед зеркалом, сказала: «Дорогая девочка, у вас настоящее лицо актрисы. Никаких черт. Просто — луна. Блин. Поэтому любая шляпка вам к лицу!»
— Теперь же, — говорила Леля, — я похожа на Станиславского в роли Фамусова, чей портрет висит у меня на даче.
Летним вечером мы сидели на нашей — нашей! — террасе, окутанной благоуханием сирени. Сирень цвела в саду, сирень выглядывала из окон комнаты, огромные букеты сирени стояли в ведрах на ступеньках лестницы.
Мы попивали топленое молоко, приготовленное нехитрым способом: в термосе. Леля похваливала молоко: «Это лучше всякого пирожного, уверяю вас!» Мы смотрели незабываемый концерт в ее исполнении.
Помимо артистизма природа одарила ее литературными способностями и большим чувством юмора. За какой-нибудь час мы перезнакомились со всей ее родней, знаменитыми и совсем не знаменитыми соседями.