Краш очень веселил соседку: помирала от хохота, любуясь, как он на крыше пытался открыть коробку.
А нас он сегодня развеселил тоже: я застал его, когда он таскал сырники со стола на террасе…
Галя умилялась: «Умница, деточка, плюнул маме в личико!»
Валентин Берестов (это для него Краш афишировал свое знакомство с поэтом!) откликнулся стихотворением:
Перелиняв, Краш исчез. Мы не знали, что и думать. Горевали, надеялись, что ничего плохого с ним не случилось…
Через несколько дней появился как ни в чем не бывало. Прожил несколько дней и опять исчез. Мы уже меньше волновались, поняли, что он вырос. Хочет быть самостоятельным. Снова возвратился, и нам показалось, что не один. Словно бы ожидая его, на дереве постоянно дежурила еще одна ворона. На третий раз он исчез окончательно. На следующий год летала ворона, летала над нами, словно узнавая, — но не спустилась. Нам хотелось думать, что это наш Краш.
VII
Когда мы покупали дом, вокруг нас были сплошные поля, куда мы ходили на прогулку с собаками. Мы так привыкли к такому вольному житью, что, когда однажды увидели завезенные на поле строительные конструкции, впали в уныние. Вскоре появился первый пятиэтажный дом (и, увы, не последний). Теперь вместо деревьев и поля перед нашими окнами возник городской пейзаж.
Утешало лишь то, что зимой это не особенно заметно. Зато с наступлением весны наш дом «переезжал на дачу», как говорил вечный оптимист Борис. Это означало, что дома-коробки, всю зиму глядевшие на нас свысока, постепенно исчезают за занавесом из свежераспустившейся листвы. И этот занавес, с каждым днем становясь все плотнее, постепенно скрывает нас от подступившего так близко города.
Борис, следуя логике затасканного анекдота, в котором дается совет, что делать, если с вами случится некая неприятность (напомню: нужно расслабиться и по возможности получить от этого удовольствие), тут же решил получить удовольствие (хотя расслабиться при этом ему не удалось, а скорее наоборот): проложить от нового дома газовую трассу. Это был 1978 год. Нам надоело отапливаться углем, и хотя позднее мы перешли на солярку, с нею было ничуть не легче, так как приходилось завозить ее по тонне в месяц.
Ближайшие соседи присоединились к нам, но вся тяжесть оформления бумаг и осуществления этого проекта легла на Бориса как инициатора и наиболее заинтересованного. Я, как могла, помогала. Чтобы ускорить дело, мы сами привозили и увозили землемеров, кормили и поили землекопов и сварщиков. За это время наездили 800 километров! Вот где пригодились мои шоферские навыки. Даже сами «опрессовывали» трассу.
Для тех, кто впервые столкнулся с таким термином, попытаюсь своими словами рассказать, как и зачем мы это делали.
Опрессовку делают для того, чтобы убедиться, что трасса не будет выпускать газ, где не надо. Должна приехать специальная машина, накачать в трубы воздух до определенного давления, и если манометр не покажет падение давления, значит, можно и газ пускать.
Но, на нашу беду, такая машина сломалась, — значит, долгожданный пуск газа откладывался на неопределенное время. А на носу осень. И тут Борис проявил совершенно необыкновенную изобретательность. Он прикатил электрический компрессор (даже такая электрическая штука оказалась у него), ввинтил манометр, который тоже нашелся в его хозяйстве, и мы начали накачивать воздух. Наш бедный компрессор, которым до этого накачивали только автомобильные камеры, страшно раскипятился, неприспособленный к такой нагрузке. Пришлось остужать его пыл мокрыми тряпками. Вызванные к этому моменту специалисты, подивившись техническому гению и находчивости хозяина, приняли трассу, и к осени у нас был пущен газ.