— Придержи язык, баба! — сказал Еж Ежович. — Это моя забота, а ты в мужские дела не лезь. Скинь только свой платок бабий и пошли!
Припоминается история с публикацией сказки бр. Гримм в журнале «Колобок», когда редактор Бианна Цыбина перепутала рукописи двух авторов.
С величайшим изумлением прочитал я сегодня… свою подпись под опубликованным в № 10 вашего журнала пересказом сказки бр. Гримм «Три брата». Изумление мое вызвано тем, что пересказ этот принадлежит не мне, а Г. Еременко, и я его, естественно, не давал и не мог дать в редакцию. Не буду цитировать дальше это письмо, однако подпись под ним говорит о чувстве, которое испытали, вероятно, обе пострадавшие стороны: С искренним огорчением, Борис Заходер. 7 декабря 1982 г.
Среди «Сказок народов Африки» (изд. 1959 г.) одна особенно нравилась Борису. Конец ее частенько служил руководством к действию в нашей семье.
В бушменской ли сказке жена посылает мужа наловить мышей (!) (для еды!). Он подходит к норе — ловись, мышка! Обойдя все норы, говорит: Наловил! — Жена ругает его и на другой день идет показывать, как это делается. Она наловила много.
— Понял, как ловить?
— Понял. Надо, чтобы ты со мной ходила!
И, конечно, очень важная полка с английской литературой, в частности — Милн, Треверс, Кэррол, Барри… Но его переводы-пересказы говорят сами за себя.
Чарльз Диккенс. Полка с тридцатитомным собранием сочинений.
Можно подумать, что эти книги выдавались на руки читателям библиотеки, — до того они зачитаны, особенно некоторые тома. Тут уж и я приложила руку. Мы (особенно я) перечитывали Диккенса по несколько раз. Отдельные фразы служили у нас в доме неким сигналом, который понимали только мы. Например: Премиленькая канашка, и безо всяких там фиглей-миглей!
Моя верность Диккенсу выразилась в неожиданном для меня порыве. Оказавшись в Лондоне (это та самая поездка, когда я впервые покинула дом без мужнего благословения), больше всего мечтала найти памятную плиту в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства. И вот передо мной плита в полу. Он лежит под нею 131 год. По буквам его имени, высеченным на мраморе, ступают равнодушные посетители. Меня охватил такой экстаз, что я готова была пасть на его плиту и прижаться к ней лицом. Боясь быть непонятой окружающими, я сдержала порыв и, присев на корточки, тщательно вытерла пыль. Прижала ладонь к его имени, мысленно благодарила любимого писателя.
А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем. Тоже весьма зачитанные тома. Знаю, что Заходер считал Душечку одним из лучших женских образов мировой литературы, наравне с Кармен.
Лесков и Салтыков-Щедрин. Борис читал на память целые произведения того и другого.
Философы Востока. В дневнике Бориса — 1998 года — на странице вверху написано: Моя автобиография. Далее идут цитаты:
«Родиться вовремя и умереть вовремя — вот благословение Неба». Ле-Цзы.
«То, что человек знает, — ничтожно. То, что он не знает, — безгранично». Ле-Цзы.
«Разум вот-вот помутится, если он сразу отличит правду от лжи (потому что все вещи должны достигнуть предела, прежде чем перейдут в свою противоположность)». Китайский Орфей. Судьба Ху-Ба (вернее, Вэнь) — моя судьба.
Я прочитала эти слова, что-то брезжит в моем уме, но постичь до конца иносказание и недомолвки мне не под силу. Возможно, тем и пленяют нас писания мудрецов, что, придя из глубины веков, они служат открытию в нас неведомого нам самим. Поэтому я просто приведу историю этого китайского Орфея, рассчитывая на большую сообразительность и интуицию читателя.
Когда Ху-Ба играл на лютне, птицы пускались в пляс, а рыбы начинали резвиться в воде. Прослышав об этом, Вэнь из царства Чжэн бросил семью и пустился в странствия учеником при наставнике музыки Сяне. Три года он трогал струны, настраивая лютню, но ни разу не доиграл мелодию до конца.
— Тебе лучше вернуться домой, — сказал ему однажды наставник Сян.
Вэнь отложил в сторону лютню, вздохнул и ответил:
— Не то чтобы я не мог настроить струны или закончить мелодию. Я думаю не о струнах, и то, что я стараюсь исполнить, — не ноты. Если я постигну это в моем сердце, то инструмент не откликнется моим чувствам. Вот почему я не смею исполнить музыку. Позвольте мне остаться с вами еще немного. Может быть, я смогу достичь большего.