И последнее, что бы я хотела добавить в эту главу.
Перебирая бумаги на письменном столе Бориса Владимировича, я отложила в сторону три листа. Два из них — черновые рукописи. Очень торопливый, неразборчивый почерк, со множеством поправок и исправлений, — варианты перевода «завещания» Милна, видно, что Борис искал наилучшие слова. Там же даты рождения и смерти Милна (1882–1956) и Шепарда (1879–1978) и кое-какие сведения из творческой биографии последнего. На третьем листе, напечатанном на принтере, два рисунка и текст, тоже не окончательный, так как и там есть рукописные исправления и помарки.
Милну так нравились рисунки Шепарда, что он написал на экземпляре книги такие стихи:
Когда встал вопрос о памятнике на могиле Бориса Заходера, мы с друзьями решили, что, видимо, неспроста эти листочки лежали так долго, до последнего дня, на самом виду. Он мне их показывал, даже просил совета, как лучше написать — Апостол Петр или Святой Петр. Показывал друзьям. Словом, его что-то волновало в них.
Я знаю, что к памятникам у него отношение было скорее творчески-юмористическое. Когда он бывал на кладбищах, то невольно обращал внимание на курьезные надписи и даже запомнил некоторые, вызвавшие улыбку. Он нередко вспоминал такую: «Здесь покоится отличник боевой и политической подготовки». Или: «Юрочка Пресняков прожил 5 лет, не получив в этой жизни никакого удовольствия».
Мы долго думали. О надписи на надгробье не могло быть и речи, разве что стихи. Не буду томить читателя, скажу только, что мы, впоследствии уже вместе со скульптором Андреем Наличем, решили выгравировать на камне один из рисунков Шепарда, чтобы поклонники писателя и поэта Бориса Заходера, подойдя к его могиле, не загрустили, а улыбнулись, узнав удаляющихся в сторону заходящего солнца его сказочных друзей.
IX
Иллюстрацией — без моих комментариев — отношения Бориса Заходера к одаренным людям может послужить история, продолжавшаяся более двух лет, отнявшая у писателя немало времени и духовных сил, — и это тогда, когда он сам хватался за любую работу, чтобы расплатиться с долгами (прошло всего полтора года, как мы начали нашу деревенскую жизнь).
В начале 1968 года Заходеру прислали, кажется, из редакции радио «С добрым утром», небольшой рассказ. Видимо, редактор не решился выбросить полученное сочинение слушательницы Сергеевой сразу, а попросил посмотреть Бориса Владимировича. Что-то говорило ему: здесь не так все просто и ясно. Прочитав рассказ, Борис тотчас позвал меня и восхищенно сказал: «Ты послушай, как она пишет!»
Мурка. (Орфографию и пунктуацию здесь и далее сохраняю.)
В доме жила кошка «Мурка» Шерсть у Мурки белая мягкая и пышная красивая. Грудка и лапки беленькие бока рыжий спинка и мордочка красные, а одна ношка черная и сидит она всегда так красиво, что все ее любили за это, но вот один раз бабушка принесла циплят не успела вынуть их из корзинки как Мурка прыгнула с печки и заела одного ципленка. Бабушка взяла Мурку за уши отодрала прутом и понесла в лес. В лесу Мурку выпустила, а сама пришла домой и заболела. На второй день бабушка спрашивает ребят не видали ли кошечку нашу, занесла я ее в лес, а теперь очень жалко ее не пойти ли мне ее искать. Но искать не пришлось Мурку так как когда утром открыли дверь Мурка сидела за дверью. Дети были рады за Мурку, что она пришла, а бабушка налила ей в блюдечко молочка и приговаривала ешь моя хорошая, что это я так сделала прям ни знаю. Вы ребята ни говорите про это. И жила у нас после Мурка долго до смерти.