Уф.
Я мою голову и, пока кондиционер впитывается в пряди, быстро мою тело. Ополоснув волосы, я закрываю краны. Я хватаю полотенце и оборачиваю его вокруг своего тела, затем тянусь за другим полотенцем, чтобы высушить волосы.
Так намного лучше.
Когда я захожу в свою спальню, по моей коже пробегают мурашки опасения, но прежде чем я успеваю оглянуться в поисках источника, меня хватают сзади.
Сильные руки отрывают меня от земли, вырывая крик ужаса из моих легких. Меня бросают на кровать лицом вниз, и я не могу вовремя подняться, твердое тело с грубой силой прижимает меня к матрасу.
Я снова кричу, мой разум все еще ошеломлен внезапным нападением.
Нет. Нет. Нет.
Я отбиваюсь от нападавшего, но это бесполезно. Он хватает меня за волосы, и моя голова откидывается назад, ствол пистолета упирается мне в висок.
— Нет, — мне удается выдохнуть сквозь дикий страх, парализующий мои чувства.
Боже, нет. Я не хочу умирать.
Горячий воздух касается моей щеки и уха.
— Все, что потребовалось, — это три секунды. — Услышав хриплый голос Николаса, я испытываю странную смесь облегчения и гнева. — Я тебя прижал. Я могу трахнуть тебя грубо, всадить пулю тебе в голову и оставить твое тело гнить, и никто не узнает об этом до завтра.
Что?
— Вот как легко, блять, ты позволяешь моим врагам добраться до тебя.
Теперь, когда я знаю, что это Николас, а не какой-то случайный нападающий, я напрягаюсь, освобождаясь от его хватки.
— Это была не моя вина!
Чем больше я извиваюсь под ним, тем больше осознаю его тело на своем. На мне только полотенце, и оно соскальзывает из-за всех моих попыток освободиться.
— Мой телефон разрядился. Я застряла… — Мои слова обрываются криком, когда он дергает меня за волосы, выдергивая несколько прядей. Я все еще остро ощущаю пистолет, приставленный к моему виску.
— Я потратил три гребаных часа, разыскивая тебя, — рычит он мне на ухо, в его голосе сквозят мрачные нотки опасности и ярости. — Я, блять, сошел с ума от беспокойства.
Его безжалостное присутствие заполняет каждый дюйм моей комнаты, и даже при том, что я напугана, это не останавливает мое глупое желание к этому мужчине, вспыхивающее с новой силой.
Сердце колотится в моей груди, кровь стучит в ушах, я пытаюсь сосредоточиться на своем гневе.
— Так ты набросился на меня? Убери от меня пистолет!
Вместо того, чтобы слушать — чего, давайте посмотрим правде в глаза, Николас никогда не делает — его вес давит на меня, сильнее вдавливая в матрас.
Тепло его тела просачивается сквозь одежду, полотенце и проникает в мою кожу. Каждая клеточка меня оживает от покалывания, осознания, потребности.
— Я, блять, предупреждал тебя, а ты предпочитаешь не повиноваться мне при каждом удобном случае. — Угроза в его голосе жаром разливается у меня внизу живота, желание приглушает страх, который я всегда испытываю, когда нахожусь рядом с ним.
— Ты собираешься наказать меня? — Это звучит как вызов, а не вопрос. Невозможное желание, которое я испытываю к Николасу, делает меня смелее. — Ты собираешься трахнуть меня, чтобы преподать урок, или пристрелить?
Его резкое дыхание у моего уха, его тело, накрывающее мое, заставляют меня надеяться, что он действительно решит наказать меня.
Все еще желая сохранить остатки гордости, которые у меня остались, я борюсь под ним, хотя знаю, что мне ни за что не выбраться из-под его тела, если он сам этого не захочет.
И. Мне. Нравится. Это.
Мне нравится сила, которой обладает этот мужчина. Сила в каждом мускуле. Грубость его рук на моей коже. Боже, помоги мне, но это меня заводит, что странно, учитывая мою прошлую травму.
Николас двигается, и как раз в тот момент, когда разочарование проскальзывает в мою грудь, его рука опускается на мой зад. Сильно. Резкий укус заставляет меня вскрикнуть. Я понятия не имею, что случилось с пистолетом.
Удар.
Мои брови взлетают вверх, рот приоткрывается в испуганном вздохе.
Удар.
Моя левая ягодица горит после третьей пощечины.
Удар.
Он, черт возьми, шлепает меня?
Схватившись за покрывало, я начинаю бороться всерьез, но мои усилия приносят мне только еще два шлепка по заднице.
Мне стыдно, потому что, да поможет мне Бог, я люблю, когда он меня шлепает, а это просто неправильно, верно? И возбуждение, чертовски сильное. Две эмоции смешиваются, заставляя слезы подступить к моим глазам.
— Отвали от меня! — Я сердито кричу.
Николас широко раздвигает мои ноги одной из своих, в то время как его рука скользит по моей пылающей ягодице и между моих ног.
— Блять, moró10.
Когда я слышу, как он называет меня по-гречески "детка", с моих губ срывается жалобный всхлип.
— Такая влажная для меня, — стонет он.
Цепляясь за остатки своей гордости, в то время как его пальцы поглаживают мой вход, вызывая еще большее желание, затопляющее мое тело, я шепчу:
— Я все еще ненавижу тебя.
— Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, moró. — Я слышу, как он расстегивает ремень, и мой живот сильно сжимается от предвкушения. — Это не спасет тебя от грубого траха.
Мне с трудом удается насладиться ощущением его твердости, прижимающейся к моему входу, когда он грубо входит в меня. Он растягивает меня до боли. Затем, с отчаянным ворчанием, он выходит и входит в меня сильнее и даже глубже, чем раньше, я понимаю, что он слишком большой для меня.
Святое дерьмо.
Я вцепляюсь в одеяло, издавая приглушенный стон, когда он берет меня в безжалостном и всепоглощающем темпе.
— Вот так, moró. Возьми каждый дюйм меня, — задыхаясь, рычит он, когда, наконец, полностью входит в меня.
Его кулак сжимается в моих волосах, и моя голова снова откидывается назад, вырывая покрывало из моих зубов. Его рот находит мой учащенный пульс, его зубы и губы оставляют на моей коже свой след.
Я чувствую себя невероятно наполненной, его твердый член безжалостно поглаживает меня. Мой живот так сильно сжимается, и это единственное предупреждение, которое я получаю перед тем, как оргазм пронзает меня. Первый — от мужского члена, а не от моего вибратора.
Из меня вырываются всхлипы, экстаз такой же ошеломляющий, как и Николас.
Он не сбавляет своего резкого темпа, и я клянусь, он полон решимости заставить меня самопроизвольно воспламениться от трения между моих ног.
Я не лгала ему, когда сказала, что была только с одним мужчиной, и это случилось в выпускном классе школы. Это… Николас… это так напряженно и дико, что я не могу ясно мыслить.
— Слишком много, — хнычу я, рыдание заглушает слова.
Резкий шлепок снова обжигает мою задницу, и пока я вскрикиваю, Николас стонет от удовольствия, и, черт возьми, если это не самый горячий звук, который я когда-либо слышала.