Выбрать главу

Тебе даже наплевать на женщину, так что, блять, забудь о ней уже.

У тебя есть более неотложные дела, которые требуют твоего полного внимания.

Сосредоточься, Николас.

Глава 22

ТЕСС

Мама разглаживает шелк на моих бедрах и расправляет короткий шлейф позади меня.

— Я бы хотела, чтобы твой отец мог видеть тебя, — напевает она, охваченная эмоциями дня.

День моей свадьбы.

Боже, как до этого дошло?

Я до сих пор не могу осмыслить прошедшие две недели. Слишком много всего произошло.

Слезы угрожают захлестнуть меня, но мне снова удается проглотить их с помощью двух таблеток ксанакса, которые я уже приняла.

При таком раскладе у меня может произойти передозировка еще до окончания приема, учитывая, что есть вероятность, что Ирен может присутствовать на торжестве. Да поможет мне Бог, если это так. Я ни за что не переживу этого. Не сегодня.

— Agápi mou, ты выглядишь потрясающе.

Я не чувствую себя красивой. Я ненавижу белое платье, цветы, макияж. Я бы предпочла надеть черное.

— Улыбнись, — отчитывает меня мама.

Я даже не пытаюсь скрыть, как я расстроена, потому что, хотя Кристос кажется хорошим человеком, я ничего к нему не чувствую.

— Почему я должна улыбаться? Мной торгуют, как лошадью.

— Тише! — Мама ахает. — Твой муж хорошо позаботится о тебе.

Отказываясь смотреть на свое отражение в зеркале, я опускаю глаза. Я не хочу видеть белое атласное платье фасона "русалка", облегающее мои изгибы. Я не хочу видеть невесту, смотрящую на меня.

— Это не только твой день, Тереза, — продолжает отчитывать меня мама. — Подумай о гостях, о Питере, обо мне.

Как вы все думали обо мне?

Мама закрывает мое лицо вуалью, решая мою судьбу.

Не плачь.

Выше голову.

Они хотели принцессу мафии, так дай им ее.

Я пытаюсь собраться с силами, чтобы постоять за себя, ведь больше никто не сможет этого сделать.

Меня ведут по коридору, и мы останавливаемся за закрытыми дверьми. Начинает звучать Канон Пахельбеля12, и двери открываются, открывая проход, который ведет к моему ожидающему жениху.

Паника наполняет мои вены с каждым шагом, когда мама ведет меня по красной ковровой дорожке. От гостей доносится приглушенное бормотание, пока оно не звучит как жужжание у меня в ушах.

Я не отрываю глаз от букета в своей руке, отказываясь смотреть на всех гостей из страха увидеть, как Николас ухмыляется мне, потому что он выиграл.

Он может отнять у тебя свободу, но не твою гордость.

Не ломайся перед ними. Держи себя в руках.

Тем не менее, рыдания нарастают, и на этот раз я не могу остановить их, они срываются с моих губ. Тихий звук слетает, сливаясь с музыкой и шепотом.

Мое сердце съеживается, превращаясь в темную дыру. Мой желудок скручивается в тугой узел. Тихие слезы текут по моим щекам, дыхание учащается.

Мама останавливает меня и, приподняв вуаль, целует меня в щеку.

— Прими таблетку. — Мне суют в руку таблетку ксанакса. — Ты можешь это сделать.

Я не могу, мама. Не заставляй меня делать это!

Мама оставляет меня стоять у алтаря, чтобы занять свое место рядом с Питером. Мой взгляд останавливается на таблетке, лежащей на моей ладони, пока я делаю глубокий вдох, собирая все силы, которые у меня есть.

Мои пальцы сжимаются вокруг таблетки, и тогда я думаю, что приступ тревоги — лучшее, что может случиться прямо сейчас. Это может помешать свадьбе. Мои пальцы разжимаются, и я позволяю таблетке упасть на красную дорожку.

В поле зрения появляются начищенные черные туфли, и Кристос берет меня за руку, перекладывая ее через сгиб своей руки. Я поворачиваюсь лицом к священнику.

Все внутри меня умирает, и смертельное спокойствие разливается по моим венам.

— Горячо любимые, мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать священный союз Николаса Питера Ареса Статулиса и Терезы Марии Дракатос.

У меня звенит в ушах. Я вижу, как шевелятся губы священника, но не слышу ни слова из того, что он говорит.

Он продолжает говорить и говорить, пока последние секунды моей свободы утекают сквозь пальцы.

Словно марионетка, я поворачиваюсь лицом к своему жениху, его палец касается моего подбородка, заставляя поднять голову, но он размыт сквозь слезы.

Затем я моргаю, и мой взгляд фокусируется на мужчине передо мной.

Не Кристос.

О. БОЖЕ. МОЙ.

Николас.

Сильная дрожь пробегает по моему телу. Мое дыхание прерывается, сердцебиение останавливается.

Я смотрю на Николаса, не понимая, что происходит, затем священник говорит:

— Николас, повторяй за мной.

Я в абсолютном ошеломлении наблюдаю как губы Николаса приоткрываются.

— Я, Николас Питер Арес Статулис, беру тебя, Терезу Марию Дракатос, в законные жены, чтобы отныне быть с тобой и почитать с этого дня и впредь…

Святое дерьмо.

Я не могу переварить это. Это лучше или хуже?

Что мне делать?

Дыши, Тесс. Тебе нужно дышать.

— … в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, любить и беречь, пока смерть не разлучит нас.

— Тереза, повторяй за мной, — инструктирует священник.

Нет. Подождите.

Я все еще смотрю на Николаса так, словно он призрак. Что, черт возьми, происходит? Что случилось с Кристосом?

Мне следовало бы дать Николасу пощечину и бежать так быстро, как только могу, но мои обтянутые атласом каблуки остаются приклеенными к ковру.

Почему мне никто не сказал? Почему мама ничего не сказала?

Что, черт возьми, здесь происходит?

Как будто я нахожусь под действием каких-то злых чар, мои губы приоткрываются, и я произношу слова.

Уголок рта Николаса приподнимается в торжествующей ухмылке, когда я заканчиваю словами:

— Пока смерть не разлучит нас.

— Николас, берешь ли ты Терезу Марию Дракатос в жены?

Никаких колебаний и дерьмовая тонна высокомерия, когда Николас говорит:

— Беру.

Наконец, гнев пронизывает меня насквозь, высушивая слезы прямо на моих щеках.

Я превращу твою жизнь в ад, Николас. Я обещаю тебе это. Я отплачу тебе за все, что ты сделал со мной.

— Тереза, ты берешь в мужья Николаса Питера Ареса Статулиса?

Пока смерть не разлучит нас, и да поможет мне Бог, это будет его смерть.

— Беру.

— Объявляю вас мужем и женой. Вы можете поцеловать невесту.

Николас делает шаг вперед, его руки находят мои плечи, и когда он опускает голову, я шепчу:

— Тебе лучше спать с одним открытым глазом.

Он усмехается, затем его рот врезается горячо и твердо в мой. Не заботясь о том, что мы в церкви или о гостях, его рука обвивается вокруг моей поясницы, и я сильно прижимаюсь к его твердому телу. Его язык вторгается в мой рот, и мгновенно моя ненависть к этому мужчине борется с физическим влечением, с которым, как я думала, покончено.