Ракиз рычит и бросает на меня быстрый взгляд. Я киваю, тоже ошеломленный. В этой истории нет никакого смысла. И все же нет никаких сомнений в том, что эти самки говорят на другом языке, одеты по-другому и готовы доверять вуальди — то, что ни одна самка на этой планете никогда бы не сделала.
— Нам нужна ваша помощь, — продолжает Невада, и Ракиз снова обращает на нее внимание.
— С нами были и другие женщины. Три из них были захвачены вуальди прямо у нас под носом. Мы не знаем, что случилось с четвертой, но она была серьезно ранена. Мы хотели найти их сами, но ваши люди заверили нас, что, если мы придем сюда, вы пошлете своих людей на их поиски.
Ракиз изучающее смотрит на самку, и я делаю то же самое. Она, кажется, ничуть не смущена его молчанием и просто смотрит на него, выпрямив спину и сцепив руки за спиной.
Ракиз кивает, его глаза неотрывно смотрят на Неваду.
— Конечно, мы поможем вам найти ваших подруг. На рассвете я отправлю на их поиски группу воинов.
Плечи Невады немного расслабляются от облегчения, и на ее лице тоже немного спало напряжение.
— Я пойду с ними.
— Ты этого не сделаешь.
Они смотрят друг на друга, воздух снова искрит от напряжения.
— Послушай, — тихо говорит она, — Меня учили не оставлять ни одного мужчину или женщину. Я помогу найти их.
Ракиз встает, и я вздыхаю. Эти самки отличаются от всех, кого мы знаем, и мой король изучает Неваду, как если бы она была интересной букашкой. Он позволяет своему взгляду скользнуть вниз по ее телу, и она напрягается, поднимая подбородок выше. Взгляд Ракиза останавливается на ее колене, из которого сочится кровь.
Он переводит взгляд на меня, и я киваю. Я прослежу, чтобы всех этих самок доставили прямо к целителям.
— Мы обсудим это утром, — говорит Ракиз, и я поднимаю бровь. Врать — это не похоже на него. Он принял решение, но, очевидно, хочет, чтобы самки поели и отдохнули, не разводя споров.
Невада кивает, и Ракиз переводит взгляд на одну из своих прислужниц.
— Арана, пожалуйста, позаботься о том, чтобы у этих самок была возможность принять ванну, обеспечь их одеждой и едой. А также их надо где-то расместить на ночь.
Я почти рычу, когда он произносит последнюю фразу. Моя самочка будет спать со мной. Она просто еще не знает этого.
ЭЛЛИ
Король вызывает страх. Конечно, и Терекс страшит, но он также может быть нежным, с улыбкой, которая побуждает вас улыбнуться в ответ. Ракиз просто излучает угрозу. Я не знаю, как Невада так разговаривала с ним, но подозреваю, что у нее есть желание умереть.
Когда Ракиз упоминает про еду и сон, мне почти хочется плакать от облегчения. В королевской хижине тепло, и я легко могу свернуться калачиком на полу рядом с кострищем в углу комнаты. Терекс жестом приглашает нас следовать за ним, и мы выходим из хижины и идем по дорожке вдоль больших палаток, которые он называет кради. Он останавливается перед одним из них, и оттуда тут же высовывается голова.
— Я слышала, что ты идешь, — говорит старуха. — Я подготовилась. Заходи.
В кради находятся три женщины, и тут пахнет цветами и травами. В центре горит огонь, создавая уют и тепло, в то время как дым выходит через небольшое отверстие, вырезанное в верхней части кради. Мои глаза тут же закрываются тяжелыми веками, и Терекс протягивает руку, хватая меня за плечо, когда я спотыкаюсь.
Женщина, которая приветствовала нас, жестом приглашает всех сесть на коврики у огня.
— Я Мони, — говорит она, — а это Талу и Фенри.
Мы представляемся, Мони поворачивается ко мне, а Талу и Фенри тихо переговариваются с остальными.
Зеленые глаза Мони изучают мою импровизированную перевязь.
— Нам нужно снять это, дитя, — говорит она, и от сочувствия в ее голосе я сглатываю комок в горле.
Терекс садится позади меня и осторожно развязывает перевязь, аккуратно снимая ее, пока я держу руку под углом девяносто градусов.
Мони бросает взгляд на Терекса, и тот подходит ближе с ножом в руке. Мое сердце почти останавливается, но он просто использует его, чтобы разрезать рукав моей пижамы, разрезая материал, пока он не падает, обнажая мой многострадальный локоть.
Рука вся в синяках и опухла, и я до сих пор не могу пошевелить ей, чтоб при этом не испытать ужасающую боль.
Мони берет мою руку, молча изучая в течение долгого времени. Она делает знак одной из женщин, и та передает ей миску с чем-то похожим на зеленую кашицу. Я вздрагиваю, когда она наносит ее мне на локоть, вскрикивая, когда я причиняю себе боль этим движением. Терекс придвигается еще ближе, кладя свою огромную руку на мою, где я сжимаю свое запястье.