Я вздыхаю. На долю секунды у меня появилась надежда. Мои таланты заключаются в другом. Я могу утешить плачущего шестилетнего ребенка или убедить ребенка, что засунуть карандаш в нос — плохая идея, но я не жесткая и не сильная. И мысль о том, чтобы сразиться с одним из этих пришельцев…
Но разве у нас есть другой выбор? Куда бы нас ни повезли дальше, там наверняка будет еще хуже, чем там, где мы сейчас. Люди, которые покупают других людей, вряд ли будут относиться к нам хорошо. Мы можем оказаться где угодно, и я уверена, что аркавианцы даже не знают, что нас похитили.
— Ладно, — говорит Динь-Динь. — Посмотрим, скольких их них они сюда отравят. Если это только одного, возможно, мы все сможем напасть, когда откроется дверь клетки.
Мы все киваем, и меня охватывает решимость. Мы не сдадимся без боя.
Корабль вздрагивает, и я хватаюсь за прутья нашей клетки, когда она дергается и кренится.
— Что, черт возьми, сейчас происходит? — визжит Поднимательница Руки.
Дрожь внезапно прекращается, и мы все запыхавшиеся и бледные глядим друг на друга широко раскрытыми глазами.
Что может быть хуже, чем быть похищенной и запертой в клетке на инопланетном космическом корабле? Быть похищенным и запертой в клетке на инопланетном космическом корабле, который выглядит так, будто видел лучшие дни. Если этот корабль развалится, мы мгновенно погибнем.
— Что я такого сделала, что оказалась здесь? Что я могла сделать не так?
Невада бросает на меня сочувственный взгляд, и я понимаю, что бормочу это вслух.
— Иногда, — говорит она, — мы все делаем правильно, и жизнь все равно отстой.
Мы пытаемся поспать несколько часов, дрожа и прижимаясь друг к другу. Больше нечего обсуждать. Все мы мерзнем и испытываем голод, а наши инопланетные похитители, похоже, не слишком заботятся о том, чтобы дать нам пищу или воду.
Возможно, это означает, что мы скоро прибудем туда, куда они нас везут.
Далеко не факт, что это к лучшему. Но я так хочу пить, что, когда мне удается ненадолго заснуть, мне снятся ручьи и пруды, реки и океаны. Я почти плачу, когда просыпаюсь с пересохшим ртом и потрескавшимися губами. Мы все настолько обезвожены, что никому из нас еще не приходилось пользоваться ведром в углу клетки.
Крик вырывается из моего горла, когда корабль снова содрогается. На этот раз он сильно раскачивается из стороны в сторону, и я вижу звезды, когда моя голова ударяется о прутья нашей клетки. Женщина, которую пнули в ребра, кричит от боли, пролетая через клетку и ударяясь о стену.
Начинает завывать сирена, вспыхивает красный свет, и мы все закрываем уши от пронзительного звука. Жаль, что здесь нет окна, чтобы мы могли увидеть, что происходит снаружи. С другой стороны, если мы все скоро умрем, может быть, лучше нам не знать.
Мы остаемся совершенно одни. Никто из фиолетовых пришельцев не пришел проверить нас, но я слышу топот ног, приближающийся к нам. Мы держимся вместе — группа женщин, которые еще вчера были незнакомы, а сегодня могут умереть вместе.
Крики становятся громче, и я съеживаюсь, сильнее прижимая руки к ушам, когда крики перекрывают сигнал тревоги.
А потом все погружается во тьму.
Глава 2
ЭЛЛИ
Я захожусь в кашле. У меня во рту сухо, словно в пустыне. Я пытаюсь хватнуть воздуха, но в легкие попадает дым, и я снова захожусь в кашле. Я застряла под чем-то теплым.
Кем-то теплым. Я открываю глаза и умудряюсь скатить с себя Пожарницу, я испытываю облегчение, услышав ее стон. По крайней мере, еще одна женщина жива.
Я сажусь, шипя, когда задеваю лототь. Он либо растянут, либо сломан, и я баюкаю руку, осматривая нашу клетку.
Динь-Динь неподвижно лежит у задней стены, ее голова вся в крови. Невада склонилась над ней, прижимая к голове кусок того, что раньше было футболкой.
Я наклоняюсь и встряхиваю Пожарницу, которая открывает глаза и снова стонет.
— Все живы? — спрашивает Невада.
Женщина, представившаяся Бет, шипит, садясь и хватаясь за бок, а Пожарница снова стонет.
— Бл*, — говорит она. — Видала я такие девчачьи путешествия в кошмарном сне.
Я фыркаю на это, и внезапно мы все смеемся, большинство из нас истерично. Она права. Я вытираю слезы от смеха, когда Динь-Динь наконец садится, и мы все в шоке смотрим друг на друга.
Наше положение становилось все хуже и хуже.
Я не слышу никакого движения над нами, но дверь нашей клетки все еще заперта. Если мы не сумеем ее открыть, нам суждено умереть здесь с голоду.
Хреновый способ умереть.
Мы все замираем, когда что-то движется над нами, а затем снова сбиваемся в кучу, как испуганные овцы. Мы все молчим, глядя на лестницу, слушая, как кто-то спускается по ней.