— Отец? — предположил Террор.
— Похоже, он у них — городской придурок, — кивнул Вишес.
— Хочешь, я его убью?
Вишес вскинул взгляд. Террор был смертельно серьезен.
— Нет.
— Ты уверен? Мне не сложно. Мне хватило бы пяти минут в той деревне или того меньше. Никто бы даже не понял, что я отлучался с судна. Я могу прихватить тело с собой и избавиться от него в космосе. Не будет никаких доказательств.
— Кто бы сомневался, что ты умеешь работать, не оставляя улик.
— Это могло бы стать моим свадебным подарком вам.
— Да, конечно, — фыркнул Вишес, — Хэлли будет в восторге.
— Конечно, будет.
— Не будет. Хэлли не такая.
— А жаль, — ответил Террор. — Давненько я тайно никого не убивал.
— Порой ты меня пугаешь, — Вишес покачал головой.
— Порой я сам себя пугаю, — пробормотал Террор.
— Могу себе представить, — хмыкнул Вишес.
Несколько минут они сидели в тишине, и единственным звуком в комнате был тихий писк кардиомонитора Хэлли. Наконец, Вишес снова заговорил.
— А знаешь, Хэлли права. Мы подвели этих женщин. Мы забираем их из дома. Приводим в странное для них общество. У них нет никакой поддержки в первые тридцать дней из-за смехотворного обычая, эффективного на нашей родине, но не в космосе. Вдобавок ко всему, некоторые из нас строги со своими невестами. Хотя другие более снисходительны.
— Вроде тебя, — съязвил Террор.
— Я серьезно, — Вишес указал на него пальцем.
— Ладно. А как тебе такой вариант, Ви? Заканчивай говорить и начинай действовать.
Вишес обдумал совет друга. Он всегда мог рассчитывать на то, что Террор выскажется прямо.
— Мы оказались перед необходимостью изменить устои.
— Да, — кивнул Террор и вытянул ноги. — Ты будешь доедать печенье?
— Забирай, — рассмеявшись, Вишес бросил другу пакетик с десертом.
— Не знаю, почему так люблю эти штуки, — Террор раскрыл пакетик. — Они дурно влияют на мою физическую форму.
— Смотри-ка ты, — рассмеялся Вишес, — вот и проявились твои женские черты.
— Что я могу сказать в свое оправдание? Я упорно тренируюсь, чтобы поддерживать фигуру.
Запрокинув голову, Вишес расхохотался, что было очень приятно. Напряженность начала отступать, но стоило ему взглянуть на Хэлли, как он сразу затих.
— А что если она меня не простит?
— За что? — нахмурился Террор.
— За то, что допустил такое.
— Ви, — Террор сжал его руку, — ты не виноват. И Хэлли это понимает.
— Разве?
— Понимает.
— Надеюсь, ты прав.
— Я всегда прав.
— Ты прав, не участвуя в Захвате, — засмеялся Вишес. — Ты бы уже через двадцать четыре часа сбежал от невесты в свою холостяцкую каюту.
— Еще одна причина держаться от Захвата подальше, — фыркнул Террор.
Доев печенье, он встал и похлопал Вишеса по плечу. В разговоре не было нужды. Они дружили так долго, что у них появился свой язык. Взгляд, улыбка — большего не требовалось.
Санитары пришли и ушли. Они отладили капельницы, проверили состояние кожных покровов и решили, что дело пошло на лад. Вишесу предложили подушку c одеялом и диван в углу, но он отказался. У него пробудилась потребность в самобичевании. Чтобы успокоить часть вины, ему нужно было страдать от дискомфорта в течение ночи.
Едва Вишес задремал, как услышал едва различимый шорох простыней. Давние рефлексы по-прежнему были отточены, и он в мгновение ока вскочил на ноги. Хэлли изо всех сил пыталась сесть и лихорадочно осматривалась. Вишес сразу же понял, что она впала в какую-то вызванную препаратами истерию.
— Хэлли, маленькая, успокойся.
Она обратила на него полный мольбы взгляд остекленевших глаз.
— Пожалуйста, не бейте меня снова!
— Бить тебя? Я не буду тебя бить.
— Пожалуйста! — она прикрыла голову руками. — Простите. Мне жаль!
Он мельком глянул на свою залитую кровью форму. В ней он очень походил на сержанта, а возможно даже на ее отца. Несмотря на то, что его ужасало быть принятым за Кроу или жестокого родителя, он оттолкнул свою боль и улыбнулся Хэлли.
— Хэлли, это же я. Вишес.
Она казалась такой неуверенной и испуганной.
— Он на меня злится, — наконец шепотом произнесла Хэлли.
— Кто, котенок?
— Вишес. Я плохо поступила. Я стащила его карту и чуть себя не убила. Сегодня я доставила столько неприятностей.
— Он не злится на тебя, Хэлли. Он бы никогда не разозлился на тебя за помощь другу или за проявление такой преданности и доброты. Если он на кого-то и злится, то лишь на себя, — Вишес осторожно подошел ближе. — Он так за тебя волнуется. Он очень о тебе заботится, — Вишес сглотнул болезненный ком в горле. — Мне жаль, что я не могу выразить, как много ты для него значишь.