Несколько раз я пытался бежать. После последнего моего побега меня избили так, что я был в шаге от смерти. Более-менее восстановился только через несколько недель, и то не до конца. Я попробую сбежать снова, но прежде мне нужно набраться сил.
Только моя мантра поддерживает меня: «Я знаю, что сама выбрала такую судьбу, когда вышла замуж за морского пехотинца. С самого начала я знала, что ты отправишься в бой. Я знала это, и все равно вышла за тебя. Как я могла не сделать этого? Я влюбилась в тебя с момента нашей первой встречи, с первого взгляда, и продолжаю любить тебя все эти годы».
Письмо Рейган. Я повторяю его снова и снова. Часто спрашиваю себя, каково это – так кого-то любить? Я никогда не знал такой любви, и, видимо, уже не узнаю.
У меня было много подружек. На моём недолгом веку мне на крючок попалось немало попок. Это всё военная форма, и тот факт, что я не безобразен. Или… я привык так думать. Теперь кто знает? Я так долго не смотрел на себя в зеркало. Я мочусь в яму, испражняюсь в яму, ем сырое рубленое мясо, лаваш и жидкую кашу из деревянной миски. Я очень редко вижу дневной свет. Так что, может быть, теперь я и уродлив: лицо опухло от нескончаемых ударов ботинками и кулаков, нос сотню раз сломан, скулы треснуты, губы избиты в кровь, брови торчат, часть черепа лысая. Они регулярно бреют меня. Я думаю, чтобы не развелись вши. Мне буквально снимают скальп – ржавой бритвой, которая режет, оставляя шрамы.
Иногда они используют тростник, чтобы бить меня. Вроде бы обычная большая палка, но, мать твою, это невыносимо больно!
Боль напоминает мне – я всё ещё жив. Письмо – ради чего я должен держаться. Не представляю, почему я еще не сошел с ума и не попросил их просто прикончить меня!
«...Из-за этой выходки тебе светили большие неприятности.
Я никогда не предполагала, что встречу тебя вновь, но ты нашел меня. Ты знал моего брата, который в то время был со мной, спустя пару дней ты расспросил его обо мне. Брат ответил, что разрешает нам быть вместе, если я к этому готова, но, если ты разобьешь мне сердце, он разобьет тебе лицо.
Ты появился на пороге моего гостиничного номера, одетый в штатское…»
Гремят выстрелы. Слышен треск штурмовых карабинов, лаянье АК. Рокот лопастей вертолета. Свист ракет.
Я прячу письмо между животом и брюками. Прижимаюсь рядом с дверью. Конечно же, дверь распахивается ударом ноги, и я вижу вспышку оранжевого пламени, слышу крики на пушту, который, в силу обстоятельств, мне немного знаком: «Убейте американца! Стреляйте в него!»
В дверях – фигура с АК, закутанная с головы до пят, так, что осталась только щель для глаз. Он не замечает меня сразу, мешкает, разворачивается, держа автомат на уровне талии. Идиот!
Ребром ладони, как лезвием ножа, я бью его в горло, хватаю дуло АК, дергая его вверх, ударяю коленом в пах – отчаяние делает меня нечеловечески сильным, несмотря на истощавшее от голода тело. Бью головой в нос, раздается хруст. На долю секунды он обмякает, а я выхватываю у него автомат и луплю в лицо прикладом, снова и снова, пока белая ткань его одежды и моя одежда не становятся красными от брызг крови. Он падает, сползая по стене на землю. Я перешагиваю через него и выхожу на улицу, где в темноте полыхает пламя. Внутри теней мелькают тени, стремительные фигуры в пустынных камуфляжах[#_ftn1|[1]]. Над зазубренным горным хребтом сереет, занимается пылающий рассвет.
Я стреляю короткими очередями.
Точность. Координация. Беспощадный натиск. О да, ублюдки, получите!
И тут я понимаю, что вокруг темно, а я одет как талиб и с «Калашниковым». Я срываю с себя их одежду и бросаю ее на землю. Моя белая кожа – мой флаг сейчас. Рискованно, но лучше так, чем быть случайно застреленным солдатами, прибывшими спасти меня.
Я вижу тюрбан и коричневое ложе ствола в окне, и стреляю в это. Бегу к окну, смотрю внутрь. Вижу ещё два лица и оружие. Стреляю в них тоже. Никакого плана, никакой пощады, никакой целесообразности. Просто месть, когда в уже мертвые тела яростно выпускаешь всю обойму.
Я поворачиваюсь на призрачно-тихий звук шагов по песку и вижу перед собой прибор ночного видения, шлемы, компактные автоматы…
Усмехаюсь:
— Ох, как же долго я вас ждал!
Они не отвечают, просто окружают меня, забирая из рук автомат, образуют прямоугольник и ведут через горящий щебень и валяющиеся тела к пункту эвакуации за пределами деревни. Один из них сообщает по рации, что я теперь с ними. Через несколько секунд раздается рев винтов, вокруг поднимается пыль, и появляется вертолет. Он зависает над землей. Парни сопровождают меня, по одному с каждой стороны, дула карабинов опущены вниз. На мои плечи набрасывают одеяло.